— Мейер, не говори так. И не заставляй меня чувствовать себя
виноватой за то, что я смело говорила о своих желаниях. Это всё
сейчас не важно. Важно то, что я тебе не изменяла. Я не знаю, кто
меня оговорил…
— Оговорил? — со злой насмешкой переспросил вилерианец. — Лисса,
нет смысла лгать и отпираться! Ты нашла другого. Так иди к нему!
Иди! Зачем тебе я? К чему этот разговор?
Его голос набрал силу, и я испуганно отступила на шаг. Сейчас
Мейер походил на дикого раненого медведя, и я испугалась. Таким я
его ещё не видела и не хотела видеть никогда.
— Никакого другого нет, Мейер. Нет и не было. Я не знаю, кто это
придумал…
— Хватит! — рявкнул он. — Имей хоть капельку порядочности
признать свой поступок! Ты не представляешь, насколько
отвратительно звучит твоя ложь! И главное — зачем? Ты выбрала
другого — иди к нему, я тебя не держу!
— Я не лгу! — глаза запекло от слёз. — Я не изменяла тебе и не
собиралась! Я не знаю, что за гадость я подцепила и как, но я
готова принести какие угодно клятвы, что не изменяла тебе и ни с
кем не спала. Мне было плохо с момента, как мы вернулись в замок.
Нет, даже раньше. Я почувствовала недомогание ещё в дороге…
— Это никак не связано! Естественно, ты почувствовала
недомогание раньше. Ты не вилерианка, и даже если бы я подпитывал
тебя силой по сто раз на дню, долго ты бы не продержалась! Поэтому
ты, разумеется, чувствовала себя плохо в дороге. Это никак не
связано с тем, что ты пустила в свою постель другого, стоило мне
уехать на несколько дней!
— Что? Я ничего не понимаю! И никого не пускала! Объясни мне
нормально, что происходит? В чём вы все меня обвиняете и что это за
болезнь, которая меня чуть не убила?
Мейер хмыкнул и посмотрел на меня так, что внутри всё
перевернулось, а комната сжалась до размеров коробка. Захотелось
протянуть к вилерианцу руку, погладить по щеке и забрать себе
горечь и боль, что плескались в его глазах. И как я когда-то
находила пугающими эти самые выразительные и родные на свете
глаза?
— Ты права. Ты имеешь право на ответы. Но я бы предпочёл, чтобы
ответы тебе дал кто-то другой. Не я.
Он отвернулся от меня и сжал кулаки. На столе горели свечи, и в
их свете лицо Мейера казалось особенно красивым, но совершенно
недоступным. Он не хотел меня слушать, но я должна была достучаться
до него. Не могла отступить и позволить ему оттолкнуть себя. Сейчас
я как никогда отчётливо понимала, что этот мужчина стоит того,
чтобы за него бороться.