Я машинально хлопнул себя по карманам в поисках телефона. Фигу.
Нет. А что есть?
Я вывернул карманы и разложил содержимое на столике возле
дивана, смахнув с него листы бумаги и карандаши.
Так-так-так…
Ключи. Два штуки. Один плоский, второй с бородками. Не знаю, от
чего. И без брелка.
Носовой платок. С вышивкой «ФШ». Ага, фэшн из май профешн.
Какой-то небольшой кристалл. Навряд ли драгоценный, бижутерия
какая-то.
Ага! Деньги!
Вернее – деньга. Одна. Одна купюра.
Я задумчиво покрутил бумажку в руках. Большая. Невнятно-розового
цвета. Раза в два шире, чем обычная российская банкнота. Но при
этом – она именно, что российская. Если верить тому, что на ней
написано. А написан на ней двуглавый орел, нарисован, в смысле, а
написано – именно написано – что это не что-то там, а
государственный кредитный билет, выпущенный Имперским банком,
номиналом в двадцать пять рублей.
Я перевернул «кредитный билет». Обратная сторона подтверждала,
что номинал не изменился, как был четвертак, так и остался. А еще
там был нарисован портрет какого-то неизвестного мне мужика в
мундире и в виньетке, под императорской короной. Мужик бодро
смотрел на меня, растопырив характерные усы. Внизу, под виньеткой
надпись – «Кречет». Вот так просто – название птицы и все, ни
имени, ни фамилии, ни адреса.
Вопрос «Где я?» становится несколько пугающим…
Я встал с дивана, поморщившись от прострелившей голову боли, и
шагнул к зашторенному окну, с целью разъяснить этот пугающий
вопрос.
Ну, выглянул… И что?
Окно выглядывало на ночную улицу, освещенную фонарями, но
пустую, как барабан. Впрочем, если судить по ширине улочки –
популярностью она не пользовалась. Напротив меня торчал дом,
похожий на сталинку по внешнему виду. И больше никаких
опознавательных признаков: то ли Москва, то ли Питер, то ли вообще
Буэной-Айрес.
Я отвернулся от окна… И увидел себя в зеркале, огромном, во весь
рост.
Вот честно слово – лучше бы не видел.
В зеркале отражался не я.
Там торчал какой-то малолетний хлыщ, лет восемнадцати, от силы.
В клоунском оранжевом костюме, взъерошенными каштановыми волосами и
ярко-синими глазами. Рожа – до невозможности обаятельная, даже
сильная небритость и опухлость не портят.
Я почесал затылок. Отражение тоже почесало.
До этого момента еще можно было подумать, что все это – какой-то
сложный розыгрыш, мол, притащили, переодели… Но пластическая
операция для розыгрыша – это немножко перебор.