— Может...
— Никаких «может», полковник!
Обстановка крайне тревожная. Мало нам было переворота неделю назад,
так Симович еще и договор с Советами подписать собирается!
— Вы полагаете, это приведет к войне
с Германией и ее союзниками?
— Неизбежно! И нам придется защищать
интересы русской общины, а для этого нужно полное единство в
корпусе.
Чудинов скептически свел брови:
— Разрешите идти?
— Идите, Николай Алексеевич, —
слегка кивнул Попов. — И распорядитесь, чтобы с сего дня часовые
стояли с заряженными винтовками, приказ по корпусу я уже
подписал.
Полковник вздернул голову, четко
развернулся и закрыл за собой дверь.
***
Похоже, про меня забыли, или
оставили тут «до выяснения». Всех событий — примерно в полдень
молчаливый курсант в сопровождении мрачного вьюноша с мосинской
винтовкой выставил на «кормушку» двери жидковатую мамалыгу и
молоко. Через полчаса та же пара с единственным словом «Посуду!»
забрала миску и кружку обратно, на чем общение с внешним миром и
закончилось. Понять, где я и что со мной, без информации со стороны
невозможно, а взять ее неоткуда, разве что перечитывать
нацарапанное в уголке «Адамовичъ козелъ!» и над койкой
«Константиновцы, впередъ!» И делать в карцере особо нечего, разве
что зарядку, но сколько можно подтягиваться на решетке?
Несколько развлек суточный развод,
но любоваться им в висячем положении, уцепившись за прутья,
тяжеловато. Да и что я там не видел? Равняйсь, смирно, господин
директор корпуса, кадеты для вечернего развода построены и прочая
рутина, вплоть до по местам службы шагом марш. Форма с закосом под
царскую, российский триколор, винтовки... дворянское собрание, ети
его.
Вот я и завалился обратно, тем
более, что никто не запрещал и муть в голове не проходила. Спать не
получалось — так, проваливался в полудрему, и потому тихое шуршание
у двери в карцер поначалу принял за глюки. Но потом сообразил, что
там действительно кто-то скребется. Встал и тихонько ступая босыми
ногами, подкрался к выходу.
— Кто там? — более дурацкого вопроса
мне в тот момент в голову не пришло.
— Володя! — горячо зашептали из-за
двери. — Володя! Это я, Сергей! Караул сменился, Жемчужников
заступил, позволил тебе передать...
Скрипнул засов, откинулось окошко в
двери, за ним мелькнули встревоженные голубые глаза:
— Ты как?