— Нормально, — если честно, я не
знал, как себя вести, что отвечать и кто этот доброхот.
— По корпусу объявили, что у тебя
помрачение рассудка, это правда?
Рассудок-то у меня в порядке, но я
тут же сообразил, что разубеждать в этом не стоит.
— Не помрачение, а скорее затмение.
Накрыло утром, сейчас вроде в порядке.
Из-за двери глянули настороженно, но
просунули газетный сверток:
— Вот, от мамы сегодня присылка
была, держи, дымлена пилетина...
— Спасибо.
— Ой, идут, я побежал!
Кормушка захлопнулась, а я сел на
койку, опустив руки со сверточком на колени. Дичь какая-то, я этого
Сергея в первый раз вижу. Ладно, надо хоть посмотреть, что мне
принесли...
Зашуршала малость пожухлая газетка,
в нос ударил запах копченой курицы, но я не смотрел ни на грудку,
ни на два куска хлеба, а на заголовок «Срби, хрвати и словенци» и
текст под ним — «у овом тешком тренутку за наш народ одлучио сам да
узмем у своjе руке Кральевску власт».
Отложив еду в сторону, я
заторможенно развернул лист с пятнами жира на фотографии сидящего
за столом молодого человека в военной форме, и под лозунгом «Живео
Краль» нашел искомое — «Београд, петак, 28 март 1941».
Господа бога душу мать через семь
гробов в центр мирового равновесия, это ж как меня угораздило?!? Я
застыл на полувздохе — накатил вал понимания, кто я и где я, в чьем
теле и в какой стране, мозг захлебнулся в потоке новых сведений, и
меня накрыло затемнение рассудка, строго во исполнение приказа
директора корпуса.
Очухался только ночью, в поту и
незнамо где, но точно не в камере, потому как растущий месяц сиял
сквозь большое окно без решеток. В его свете я разглядел и стоящую
рядом мебель, крашенную белым — тумбочку, табуретку, еще две
кровати, шкафчик... Если все белое, то это, наверное, больница.
Втянул воздух носом — точно, пахнет карболкой и еще какой-то
медицинской дрянью, как в детстве, когда я угодил в стационар.
В детстве... Сердце пропустило удар,
я вспомнил маму и папу, а потом сына, дочку и двух своих бывших
жен. Родителей уже нет, с женами в разводе, дети оперились и
разлетелись, внуков пока нет. Похоже, обо мне скучать некому.
Последнее, что помню — закончил
рабочий день в Федерации, трезвый, здоровый, при памяти, планировал
еще на выходные в Можайск сгонять, потом провал, потом
ослепительное сияние перед глазами. Больница? Тот самый свет в
конце тоннеля? Электричка навстречу? Явление высших сил? Ни
малейшего представления. Проснулся — нате, кушайте, не обляпайтесь,
Югославия. Что дальше будет неизвестно, но надо как-то
устраиваться.