Я откинул парчовую штору, дабы
насладиться видами московских улиц. Штора тут же попыталась
вернуться обратно. А есть тут какая-нибудь штука, которая держала
бы ее в убранном состоянии? Она же должна быть.
Штуки не нашлось. Похоже, пассажиру,
которому пришла бы глупая идея выглянуть в окно, пришлось бы
поддерживать ее рукой.
А еще в карете оказалось неожиданно
мало места. Во-первых, форма ее была причудливо фигурной, причем
что это за фигура, я так и не понял. Так что изнутри карета
оказалось значительно меньше, чем снаружи. А во-вторых, по бокам
скамей стояли позолоченные бюсты Императора, красивые, но
совершенно здесь не нужные.
Я тщетно попытался устроиться
поудобнее. Мелькнула даже мысль спихнуть на пол воскового Романова,
или из чего он там сделан, но я сдержался. В конце концов, негоже
так обращаться с самодержцем. Да и вдруг он мой будущий тесть.
Минут через двадцать мы выехали за
город. Карета бодро подпрыгнула на первом же ухабе, и моя филейная
часть на бархатной подушке почувствовала некоторое неудобство.
После третьей кочки она уже вовсю протестовала против нашего
путешествия.
Я вытащил подушку из-под страдающей
части тела и придирчиво осмотрел. Она была невероятно красивой, но
при этом не в меру тонкой. Я стащил со скамьи вторую и тоже
подложил под себя, но это не слишком-то помогло. Подушки вели себя
в точности как девушки: они считали, что, если ты достаточно
красив, иметь еще какие-то достоинства необязательно.
— Что, задница болит? —
поинтересовался мой добрый друг Каладрий, незримо восседающий на
спинке. Я не стал проверять, насколько у кучера передовые воззрения
на провоз домашних животных, и попросил демона принять
нематериальную форму.
— Да иди ты, — огрызнулся я.
— А надо было нанимать нормальную
коляску, а не выпендриваться. — Голубь, похоже, решил преподать мне
урок финансовой грамотности.
— Тебя забыл спросить.
Игорь напротив, похоже, не испытывал
никаких неудобств. На лице кузена играла мечтательная улыбка, а
мысли были где-то далеко. Думаю, даже если бы нам дорогу перебежало
стадо динозавров, дующих в тромбоны, кузен в мыслях о Настасье
ничего бы не заметил. По крайней мере, если бы эти динозавры не
были мертвыми.
В конце концов, мне это надоело.
— Ну-ка слетай, клюнь кучера, —
приказал я Каладрию после очередного особо болезненного ухаба.
Голубь недовольно нахохлился, но полетел исполнять.