Перед третьим действием чествовали бенефицианта. По словам очевидца, «Москва засыпала его подарками, адресами, приветствиями, заслюнявила поцелуями. Сцена театра превратилась в цветочный магазин. У зрителей распухли ладони от нескончаемых рукоплесканий». Корреспондент «Московских новостей» 17 января писал: «Такого великолепного, глубоко задуманного Демона у нас не было. Его слушали с затаенным дыханием и смотрели, не отрываясь от биноклей. Все свои нумера артисту пришлось повторять. После второго акта овациям по адресу г. Шаляпина не было конца. Ему были поданы золотой венок, столовый серебряный сервиз, клавир «Демона» в великолепном переплете, портрет Рубинштейна, огромный серебряный десертный сервиз, серебряная ваза для цветов, цветочная лира и от оркестра лавровый венок с надписью: «Гениальному певцу и отзывчивому товарищу».
Действие оперы продолжается. Тамара в монастыре. Демон полностью поглощен человеческим чувством, но он колеблется, опасаясь навредить Тамаре, овладевшей его сердцем, всеми помыслами.
«Я обновление найду», – мечтает Демон, если он войдет к Тамаре.
Чего же медлить – для добра
Открыт мой дух, и я войду…
Это «войду» раскатилось по театру точно морской прибой…
И вдруг – о проклятие! – навстречу ангел со своими постными речами: «Не приближайся ты к святыне!»…
Здесь больше нет твоей святыни,
Здесь я владею и люблю!
Последняя фраза произносится Шаляпиным изумительно. Сначала – безудержное проявление власти, и потом – изумительный по тонкости переход: «и люблю». В этом одном слове вылилась вся душа Демона, вся его тоска, вся любовь…
Бурным вихрем вносится Демон в келью Тамары и застывает неподвижно, в той самой позе, как влетел, с наклоненной головой, с распростертыми врозь руками.
Вся остальная сцена – ряд мгновений, ослепительных по своей художественной яркости, смене настроений, тончайшим переходам от клокочущей страсти к тихой, нежной любви, от кроткой мольбы к властным требованиям. Клятва произносится с такой бурной стремительностью, с такой мощью, с таким чувством беспредельной готовности перед лицом целой вселенной принести в жертву все, чему раньше молился Демон, что становится жутко, что начинаешь верить в истинное бытие этого Демона и горишь беспредельным сочувствием к нему, когда он остается вновь «один, как прежде, во вселенной, без упованья и любви!..» – писал музыкальный и театральный критик Эдуард Старк.