Нет, нет, пока не надо, чтоб он просыпался, и так в голове все перепутано и намешано. Совсем недавно я стонала под ним, кричала и просила еще, как бешеная, одержимая сексом нимфоманка. А сейчас мне страшно.
А как он вылизывал меня? Боже мой! Мне двадцать два года, а такого не было никогда. Этого бы никогда не случилось, не толкни меня любимая сестренка в эту авантюру. Надо будет потом ей спасибо сказать. Или наоборот — отлупить.
— Что ты там бубнишь?
— Я хочу писать.
Мужчина рядом приподнялся, все еще продолжая меня обнимать, ладони такие теплые, и сам он большой и горячий.
— Тебя отнести?
— Зачем? Я сама умею ходить.
— А нога? Или уже не болит?
Даже в темноте чувствую, как он улыбается, сжимая руками мою талию, ведет рукой вниз, накрывает лобок, а я замираю. Наверное, поздно говорить «нет» и строить из себя порядочную после всего, что уже было? Или не поздно?
— Не знаю, я же лежу.
— Ну, пойдем пописаем.
Но как только я сажусь и пытаюсь прикрыться покрывалом, меня подхватывают на руки. Несколько шагов, а потом удар и отборный мат из таких слов, которых я и не знала.
— Твою мать, ебучий случай!
Рома прижимает меня сильнее, я зажмуриваю глаза, представляя, что сейчас будет и куда полетит мой несчастный чемодан.
— М-м-м… жаль, его фура не разнесла на мелкие кусочки. Гребаный чемодан.
— Извини, — блею как овечка, потому что представляю, как это больно.
— Ладно, нормально. Не описалась там?
А он с юмором.
— Пока нет.
Рома хромает, но аккуратно идет дальше, чтоб не наступить на что-то еще, заносит в открытую ванную, ставит меня на пол, включает свет. Жмурюсь, прикрывая глаза ладонями, но потом начинаю прикрывать себя, потому что понимаю, что стою совершенно голая перед мужчиной.
— Ты думаешь, я там что-то еще не видел?
Заливаюсь краской, щеки горят, стараюсь не смотреть на него, не то чтоб я не видела голого мужчину, но то были мои ровесники, а не мужчина старше меня на тринадцать лет — дату рождения, что была в паспорте у Романа Александровича Вершинина, я запомнила хорошо.
— Давай, делай все дела, и пойдем обратно.
— А может, вы пойдете к себе спать?
— А мы перешли на «вы»?
Роман Александрович вопросительно поднял правую бровь, упер руку в дверной косяк и начал меня разглядывать, словно не видел до этого. Я, как могла, отводила взгляд от того, что у него ниже пояса: ну, неприлично приличной девушке так туда пялиться. А вот попялиться было на что.