Когда приходила пора ложиться спать, Николай тяжело вздыхал. Он устал от такой жизни, его тошнило от спёртого запаха в комнате, Любины ночные стоны и вздохи наждаком скоблили по его сердцу.
Любу было жалко, но помочь он ей ничем не мог. Если только лечь рядом с ней и умереть одновременно. Наверное, Люба этому была бы рада, но такому положению дел был бы не рад сам Никитин.
Он должен жить, потому что у него двое детей и оставлять их сиротами – самое распоследнее дело. Жениться Никитин не собирается. Пока. Но при мысли о Наташе у Николая теплело внутри и хотелось жить.
Больше всех страдала Любина мать. Валентина Петровна почти всё время теперь проводила в доме Никитиных. Мать готовила обеды, потом просила Любу не обижаться, пока она сбегает домой и отнесёт отцу еду.
В последнее время Люба не выходила из дома, ей было трудно спускаться по ступенькам, а про то, чтобы подняться по ним обратно, и вовсе речи быть не могло. Как-то днём, когда они остались с матерью вдвоём, Люба присела на кухне.
Мама готовила борщ, от запаха капусты Любу сильно мутило, но она сама попросила кисленького борща. Люба сначала сидела молча, изредка вздыхала, а мать радовалась тому, что дочка молчит.
Потому что ничего хорошего дочка сказать не могла. И никто не осудит её за это. Страшно, когда знаешь, что скоро умрёшь, а ничего поделать с этим не можешь. А от этого становится ещё тяжелее.
Где-то в глубине души ещё слабым огоньком теплится надежда, что вот-вот придёт избавление от тяжкого недуга. Что вот-вот… ещё чуть-чуть… Но Любе с каждым днём становилось всё хуже.
Валентина Петровна за эти полгода резко сдала. Нет большего горя, чем смерть своего чада, которое угасает на твоих глазах, и ты в этой беде не помощник. А горя прибудет вдвойне, детки после Любы останутся.
Спора нет, у них отец есть, но кто его знает, как Николай поведёт себя после смерти жены. А вдруг, и правда, женится? А скорее всего, что непременно женится. Ему и сорока нет, что он жизнь вдовцом проживать должен?
Само собой, не должен. Остаётся только надеяться, что не стерву какую в дом приведёт. Что-то ни одной доброй мачехи ещё не было. Валентина Петровна тяжело вздыхала, и за что им такое наказание?
Люба тихонько стукнула ладонью по столу, мать оглянулась.
–Что, дочка? Чайку налить?
Люба отмахнулась.