– Отличная мысль. Что ж ты отказался?
– У тебя, я погляжу, чувство юмора проснулось? Так вот, разбойник бы нас проглотил, но, по мысли Ларкина, должен был наступить короткий миг, когда он еще не начал переваривать. Тут-то ты прошелся бы по нему дезом, а я, со взрывчаткой, устроил маленькую сверхновую. Шеф утверждает, что коль скоро снаружи пирата одолеть невозможно, изнутри он должен оказаться беззащитным и нежным. Каково?
Виктор помолчал, размышляя.
– Ты, братец Кэтт, насмехаешься над Ларкиным – а зря. Я б, например, взял и взрывчатку, и дез. Тебя-то, конечно, брать не стал, нечего создавать толпу в неположенном месте… Жаль, разбойник ноги унести поторопился. Ну, не беда; в следующий раз.
Кэтт изумленно покрутил головой. В следующий раз! Одно слово, сумасшедший.
– Анжелика приглашала на ужин.
Виктор улыбнулся.
– Опять сидите голодные?
Прийти к Кэту с Анжеликой на ужин означало принести с собой побольше еды; Анжелика изумительно ее украшала и подавала на стол, и все трое наедались досыта. Виктор подозревал, что если бы не он, супруги Морейра совсем бы пропали: жалованье Кэтта, не такое уж маленькое, куда-то улетало бесследно, и они порой просто голодали, а безделушки и украшения Анжелике дарил Виктор. За всем этим ему виделась смутная тень какого-то неблаговидного поступка, за который Кэтт расплачивался вот уже четыре года у него на глазах, а до тех пор еще неизвестно сколько. Он бросил взгляд на друга, на едва видимое в темноте тонкое лицо. Неужто братец Кэтт и впрямь втюхался во что-то неприглядное?
– Кому ты платишь?
Кэтт не ответил. Виктор поставил вопрос иначе:
– От кого мы удрали с Франчески?
Кэтт согнутым пальцем постучал себя по лбу и указал на коммуникатор на консоли.
– Ты доставишь мне большое удовольствие, если прекратишь задавать идиотские вопросы. Я спросил про на ужин, а не хочешь – не настаиваю.
– Не приду. – Виктор помолчал и добавил: – У меня еды до черта, приходи забрать лишнее.
– Не приду, – с усмешкой ответил Кэт. – Анжелика пирог испекла, а ты не получишь ни крошки.
Он довез Виктора до дома на самой окраине поселка и уехал вернуть Шелтону его машину.
Виктор постоял на обочине. Огляделся. Как странно после сверкающего шумного Лайза, сердца Франчески, быть здесь, где глухую темно-зеленую ночь пронзает лишь с десяток редких огоньков и где царствует первозданная тишина. Как хорошо… И одиноко.