Это видно из его докладной записки заместителю заведующего Калужского облоно Гусеву, датированной ещё 16 декабря 1949 года:
Вашим приказом по ОблОНО я назначен временно исполняющим обязанности директора Высокиничской средней школы. Инспектор ОблОНО т. Стоборов на словах мне говорил, что моё назначение должно быть на небольшой срок, самое большее на месяц. Только при этом условии я согласился принять на себя обязанность директора. Но вот прошло уже два месяца, а директор в нашу школу всё ещё Вами не прислан. Прошу Вас поскорее разрешить вопрос о назначении директора в нашу школу. Во втором полугодии я директором работать отказываюсь, т. к. на такой работе работать не могу. Школа от этого несёт только ущерб.
Однако все его увещевания и отказы работать директором не возымели действия, и Михаилу Илларионовичу суждено было доработать в этой должности до прибытия в школу Булата Окуджавы и в связи с этим попасть в историю. Потому что с этим Окуджавой трудно не попасть в историю.
Вместо воспитания учеников директор вынужден был заняться воспитанием учителей, не сильно, впрочем, на этой ниве преуспевая. Тем более, новичков довольно большая компания собралась – вместе с супругами Окуджава девять человек. Девушки при поддержке Булата осмелели. Может, и Окуджава был бы менее строптивым на новом месте, но в окружении молодых красивых девушек, которые смотрели ему в рот, он расцветал. И как-то так получилось, что он и его компания скоро уже как будто противостояли всему остальному педагогическому коллективу.
Но в самом первом конфликте Булат был ни при чём. Майя Суховицкая, девушка из Москвы, из интеллигентной семьи, у которой папа был доцентом Московского текстильного института, первая взбунтовалась.
Она должна была осенью принять задолженность у одной ученицы по сочинению. Вот что она рассказывает:
– …ведь существовали определенные каноны, как писать сочинение: навание, тема сочинения, потом сложный план, потом – содержание. Никакого плана у неё не было вообще. Никакого содержания по сути не было тоже, кроме ошибок. У неё было тринадцать ошибок. Это я на всю жизнь запомнила. Естественно, я ей поставила единицу. Я же должна была в протоколе ставить свою подпись. Что я ещё могла ей поставить?
Вызывает меня директор и говорит: «Майя Семёновна! Надо ей поставить тройку». Я говорю: «Я не могу». Он меня запер в кабинете и говорит: «До тех пор, пока вы ей не поставите удовлетворительную оценку, я вас буду держать в закрытом кабинете. Выйти вы не сможете». Говорю вам абсолютно дословно.