И почерк у него такой – порывистый и угловатый. Переменчивый. Начало
предложения одним стилем, окончание – совершенно другим. С миллионом ошибок и
описок. Но и такой – неряшливый и торопливый, текст передает энергию автора.
Напор. Все сметающую волну, уже успевшую перевернуть в том несчастном поместье
все вверх тормашками.
«Прожект летательной машины с друзьями
составляем, - писал Сашенька. – Схемы
рисуем. Ты говорил, что аэронавтом могут быть только сильные и здоровые люди.
Мы с ребятами стали в пруду купаться. Каждый день. Доктор сказал, стану так
делать, болеть перестану»… Ясно вам?! Чертежи самолета они рисуют!
Закаляются. Зная Александра, можно быть уверенным – вся организованная им банда
малолетних авиаторов еще и зарядку теперь делает. К полетам готовится.
Вспышкой
и горячей волной по венам проходит через меня ощущение чистого, ничем не
замутненного счастья. Просто от осознания, что есть у меня два замечательных,
разных, но одинаково любимых сына. Семьи. Жены и не рожденной еще, но уже
горячо любимой дочери. Как я мог в той, первой жизни, обходиться без этого? Сам
себе прежнему удивляюсь. Вроде как половину себя самолично отрезал и выбросил.
Наденька
писала о многом. Что меня всегда удивляло в ее посланиях, так это то, что в них
никогда не встречалось этого обычного женского сюсюканья. Никакой пустопорожней
болтовни и пересказа досужих сплетен. Все четко и по делу. Вроде налогового
отчета, только без цифр. Саша не болел ни раза. От Германа получено семь писем.
Два раза приходили послания от Астахова, в которых Веня просил уточнить некоторые
вопросы по нашим предприятиям и людям. Соседи и прочие гости имения на приемах
обсуждают войну во Франции, шведского короля и инспекцию графа Лерхе. Общество
склоняется к мысли, что французы таки проиграют, швед уедет ни с чем, а
вице-канцлер накрутит хвосты зарвавшимся начальникам губерний. И что так им
всем – и галлам, и Оскару и губернаторам – так и надо. Отставные офицеры,
имеющиеся, считай, в половине помещичьих семейств, поддержали наш дружественный
нейтралитет. Значит, все в империи хорошо, все правильно.
Все-таки
есть что-то такое в бумажных посланиях… притягательное. Прочел, и вроде рядом
побывал. Ни телефонный разговор, ни уж тем более новомодные к моменту моей
первой кончины сетевые мессенджеры такого передать не могут. Читаешь аккуратные
строки с тщательно проставленными точками над буквами, и словно бы видишь
Наденьку. Короткие простые предложения – это не от незнания русского языка, или
скудости ума. Это от немецкого. Как и мой Герочка, Надя сначала научилась
говорить и думать на немецком, потом уж на русском.