Но тут появляюсь я, скромный герой - выкидываю пружину-убийцу, и
ставлю дверной доводчик, надежный, как автомат Калашникова!
Величайшему математику ныне восемьдесят шесть. Он больше не
устраивает лыжные гонки или заплывы по ледяной Клязьме, но гуляет
каждый день, в жару и в холод. И гуляет-то как – всё той же
быстрой, с наклоном вперед, разрезающей воздух походкой.
Да что там говорить, если в прошлой моей жизни Колмогоров
жаловался, что паркинсонизм «мешает ему плавать на спине», а из-за
слабеющего зрения он «не видит лыжню»!
Спору нет, в старости ум слабеет. Сам Андрей Николаевич клялся
себе, что бросит научную деятельность в шестьдесят лет.
Не вышло! И слава богу. Иначе не видать нам
физико-математических школ, а во дворе ФМШИ при МГУ давно пора
наваять памятник Колмогорову. Заслужил.
Путая в голове все эти мысли, я проехал поселок Первомайский,
застроенный многоэтажками, и свернул на знакомый мост через
Клязьму. Старый деревянный дом с антресолями крепко сидел рядом с
дачей Заходера.
Сигналить я не стал. Оставив «Волгу» у ворот, вошел в калитку.
Шарик тут же заюлил, замел хвостом, привечая частого гостя, а кошак
по кличке Кот даже не посмотрел на меня, продолжая лениво намывать
ухо, обгрызенное в уличных боях.
- Привет, лохматенции!
Потопав на крыльце, отряхивая налипший снег, я дождался, что в
двери выглянет супруга академика.
- О, Миша приехал! – заулыбалась она, собирая морщины.
- Здрасьте, тёть Ань! Да вот, проезжал мимо. Дай, думаю,
загляну!
Мелко рассмеявшись, Анна Дмитриевна проводила меня в дом,
похожий на декорацию к фильму о жизни до революции. Старинная
мебель, тяжелая, но вечная, навевала дух дворянского гнезда, не
затронутого Октябрем.
Сдержанно гудела круглая печь, выложенная изразцами. Тепло от
нее расплывалось мягкими волнами, укутывая пространство уютом и
ладом. Негромко щелкал маятник настенных часов, отделанных
блестящими малахитовыми колонками. А посередке, за большим овальным
столом, застеленным белой камчатной скатертью, в одиночестве
трапезничал Колмогоров, рассеянный и словно потухший.
Его обед не впечатлял изысками – в глубокой тарелке парили
желтые клубни картошки, а на блюде, усыпанная колечками лука и
зеленым горошком, разлеглась здоровенная селедина.
- О-о! – бледно заулыбался академик. – Кто к нам пожаловал!
Присоединяйтесь, Миша! – он вяло погрозил пальцем: - Только не
говорите, что вы здесь по наущению Пса!