К сожалению, это воспоминание
потянуло за собой другое, и перед моим внутренним взором появился
хохочущий Славка. Со взглядом, горящим весельем, и непослушной
челкой, лезущей в глаза. Вспомнил и стул, на задних ножках которого
он в тот момент качался, и звонкие шлепки его ладоней по бедрам, и
попытки добавить к этому четверостишию еще одно. С нашими
впечатлениями об этом романе. В общем, я на несколько секунд выпал
из реальности. Но училка, как оказалось, не дремала – подошла ко
мне, прочитала эти стихи, невесть когда впечатанные моими руками на
место под эпиграф, и изумленно хмыкнула:
- Вы читали и до сих пор помните эту
эпиграмму Скрябина?!
Лицо брата снова кануло в Лету, и я
коротко кивнул.
- Интере-е-есненько… - протянула она,
изобразила танцевальный пируэт и… оставила меня в покое. В смысле,
одарила нечитаемым взглядом, облизала губки и, покачивая бедрами,
пошла к кафедре…
…Сочинение я закончил за семь минут
до звонка на перемену. Никакой уверенности в том, что в нем описаны
все логические нестыковки, у меня, само собой, не было, зато я
знал, что сделал самое главное – изложил мое личное мнение в
комплекте с достаточным количеством аргументов и цитат. Вот и не
дергался – дважды перечитал текст, не нашел ни одной грамматической
ошибки, чуть подчеркнул итоговое заключение, заменив недостаточно
резкую фразу на звучащую так, как надо, и со спокойным сердцем
отправил файл Агнии Пантелеймоновне. Увы, буквально через миг
курсор сам собой потянул «мой экземпляр» сочинения в правый верхний
угол рабочего стола на экране часов и… не нашел папки со всеми
предыдущими!
Мысль о том, что мой коммуникатор
сейчас у матушки, а она – невесть где и рискует жизнью, заставила
задохнуться ненавистью к Дурасовым и их верным союзникам. Не знаю,
как в этот момент выглядело мое лицо, но Прыщ, за какой-то
надобностью подкативший ко мне сразу после звонка, решил не будить
лихо, пока оно тихо, и куда-то тихонько свалил.
Перехода в кабинет географии не помню
– видимо, шел на автомате, сев на хвост кому-то из девчонок. Начало
урока тоже прошло мимо меня. А потом в поле зрения нарисовался
преподаватель и попросил рассказать классу об Архангельской
губернии, Онежском уезде и тех родных местах, которые по какой-то
причине запали мне в душу.
Я не видел в его глазах и тени
негатива, но палиться не собирался. Так что встал, дал волю горечи
своих утрат и криво усмехнулся: