Я вспомнил грязные разрушенные улицы, дезориентированных,
обозленных людей, цапающихся друг с другом, и к своему
неудовольствию осознал, что отец во многом прав, что порядок нужно
навести в кратчайшее время.
– Ты прав, – неожиданно для отца согласился я. – Однако на мне
лежит и другая ответственность, и она не менее важна, чем та, о
которой ты говоришь. Я в ответе за тех, кого приручил. За тех, кто
встал со мной плечо к плечу в борьбе с темными силами. Если мы так
просто будем разбрасываться нашими самыми лучшими и преданными
сторонниками, кто потом пойдет за нами? Тебя совсем не волнует
судьба Харви? Он – твоя правая рука! Таких верных и способных людей
– один на сотню!
О том, что я уже вернул Харви харму, я пока умолчал.
– Конечно, меня волнует его судьба! – возмутился отец, он сел и
положил голову на руки, потирая виски. – И будь моя воля… Но я
вынужден выбирать… Харви меня понимает, он не ребёнок и знает, что
сотни человеческих жизней важней одной…
– А ведь сегодня умереть должен не только Харви, в этой подвеске
погибнет и его харма, – вспомнив слова плешивого, сообщил я.
Отец побледнел, видимо, для него это тоже была новость.
– Что ты хочешь от меня? – вернул он мне мой же вопрос.
– Я хочу, чтобы ты дал мне время, а стало быть возможность
спасти моего оруженосца, который пожертвовал собой ради спасения
меня. Мне нужно только время, чтобы спасти Фила. Потом, я весь в
твоём распоряжении.
– Фила невозможно спасти! – возразил отец.
– Все возможно, если очень захотеть, – не согласился я. –
Сегодня я вернул Харви его харму. У тебя есть на кого опереться в
делах города, а я должен найти свою мать, Аве указала мне на
нее.
Отец помолчал, выстукивая пальцами по столу какую-то затейливую
дробь.
– Я благодарен тебе за Харви, Эрик, – медленно произнес отец. –
Однако ты напрасно потратишь силы и время. Фила невозможно спасти,
Беллу не найти, если она сама того не захочет.
– Почему бы ей не захотеть поговорить со своим сыном? –
вопросительно поднял я бровь.
– Она много лет не хотела видеться ни с тобой, ни со мной… – в
голосе отца послышалась горечь.
Мне, конечно, не хотелось расковыривать его раны, но это была
осознанная необходимость, я должен был узнать всю правду из первых
рук, а потом послушать что скажет мать и, сопоставив, сделать свои
выводы…