Я говорил ребятам —ни одного волоса не должно было упасть с женщины, что носит моего сына. Им не нравится то, что под одной крышей со мной будет жить дочь того, кто едва не убил меня. Они горят местью. Но то, что у неё в животе мой сын, все меняет. Они будут оберегать её, даже если ненавидят.
Это был наш единственный шанс, я понимал. Чабаш вёз ее в такое место, где я бы не смог её достать. Поэтому… Пули, которыми лупили по окнам, были холостыми, но силы их хватило, чтобы автомобильное стекло расколотить. Взрыв был призван не калечить, а отвлечь внимание, дезориентировать, что нам с блеском и удалось. Ребята обсуждают, довольные - им дай только воли пострелять, адреналин в крови бурлит, а у меня на душе мрак, хоть волком вой.
– Охрану по периметру усиленную, - отдаю команду я, когда приезжаем домой, уже под утро.
Я не думаю, что Чабаш ответит нападением уже сегодня, но я должен быть готов ко всему. Я не знаю, насколько ему Белоснежка нужна, готов ли он убивать ради того, чтобы не плакала молча, как сейчас, а ночами обнимала, маленькими пальчиками выводя узоры на груди… Снова хочется убивать. Рычать хочется. Хочется вернуться и заново пережить этот момент превосходства над соперником, уронить мощным ударом на грязную землю, наступить ногой на грудь, слыша, как хрустят ребра… Жаль, не убил. Убивать его сейчас просто нельзя было – это развяжет войну, в которой полягут мои люди.
— Куда её? — спрашивает Анвар, в голосе плохо скрываемое презрение.
– В ту же комнату.
Я слишком зол. Мне нужно держаться от Белоснежки подальше, чтобы не натворить бед, я это знаю. Смотрю в её тонкую спину, когда уводят - так и не догадаешься, что беременна. Говорю себе – потом. Завтра. Хотя бы через час. Не иди к ней, ты же не хочешь её уничтожить.
Срываюсь и иду. Сидит на кровати, при виде меня вскочила, живот свой беременный руками прикрыла - до боли стискиваю зубы. В потасовке ей все же перепало, хоть и сразу на руках вынес. Платье немного порвано, короткие волосы взлохмаченные, на щеке полоска пыльная.
– Зачем волосы отрезала? – спрашиваю я, заставляя себя быть спокойным.
– Я не твоя собственность, - отвечает Белоснежка, вдруг ставшая не в меру своевольной. - Что хочу, то и делаю.
– Ты, - рычу я. — Моя. Блядь. Собственность.
Вскидывает подбородок. Хочу снова заставить её плакать. Чтобы сука, из-за меня плакала, а не по ёбарю своему слезы лила. Но в ее глазах упрямство, и сила, которой я раньше не замечал.