– Ты убил моего отца, - тихо отвечает она. — Мою мать. Ты лишил меня семьи. Я никогда не буду с тобой.
Вот оно какое — бешенство. Оно бурлит изнутри, кажется, вот-вот и порвёт меня на части, и уничтожит все вокруг, и беременную Белоснежку тоже.
— В тебе мой сын, - выдыхаю я, все ещё держа себя в руках. – Родишь его. Я его заберу, не хочу, чтобы он рос с матерью шлюхой. А потом проваливай, куда хочешь, стелись под кого хочешь.
Выхожу из комнаты, так хлопаю дверью, что окна дребезжат. Всё ещё пытаюсь в руках себя держать. Закуриваю, но жалкой дозы никотина не хватит, чтобы унять моё бешенство. Наливаю виски в бокал, делаю глоток. Представляю, как голая Белоснежка под Чабашем стонет, стыдливо прикрывая грудь рукой. А потом… Потом притягивает его к себе, открывает ему навстречу розовый рот… Бокал с хрустом разбивается в сжатом кулаке, стекло впивается в кожу. Похер. Вытаскиваю крупный осколок из ладони. Иду к ней, пачкая все каплями крови, как в тот вечер, когда Белоснежка меня покинула.
В комнате её нет. Захожу в ванную. Увидела меня, вздрогнула, попыталась прикрыться руками — голая совсем. А я стою, смотрю на неё, на небольшой, такой, сука, красивый круглый живот, внутри которого мой ребёнок. На грудь, которая налилась, соски розовые крупнее стали. Что думал до этого - не помню. Пусто стало в башке до звона, в горле пересохло, шагнул к ней.
— Руки убери, - приказал осипшим голосом.
Замерла на мгновение, но убрала послушно. Провел пальцем по животу, оставляя за собой след крови. Тугой. Тёплый. Наверх, к груди потяжелевшей, обвел по кругу сосок. Сжал немного грудь, Белоснежка вздрогнула, наверное — больно. А я смотрю, как зачарованный, на густую белую каплю, что из соска выступила.
И со стоном признавая, что это, сука, сильнее меня, наклоняюсь и слизываю её языком.
10. Глава 10.
Лиза.
Его язык обжигал. Меня как молнией пронзило, когда Шерхан коснулся моего соска, и мурашки по позвоночнику побежали.
Это было бесстыдно и упоительно одновременно. Я стеснялась стоять перед ним обнаженной, с большим животом, который ни скрыть, ни спрятать. Даже если там, под сердцем, было дитя Имрана. Даже если он — убийца моего отца. И ещё вчера я считала, что ненавижу его всем сердцем.
Но сейчас я не видела лица Шерхана, только темную макушку, чувствовала горячее дыхание на своей груди.