Боль, адская боль прожигала спину, сочилась раскаленной кровью и
тяжелыми тягучими каплями падала в пыль. Боль пульсировала каждой
клеточкой страдающего тела и превращалась в ненависть. Тело еще
корчилось под ударами, стонало и вопило, но единственное, что
чувствовал разум это была ненависть. Ненависть к Геору. Ненависть к
хозяину. Ненависть к оркам. Ненависть к рабам. Ненависть ко всему
этому миру. Ненависть застилала разум Сомова. И только вдруг увидев
мамины глаза полные слез и смотрящие на него с горечью и
состраданьем, ненависть отступила. Потребовалось время на то, чтобы
сообразить, что смотрит на него вовсе не мама, а целительница
Ийсма. Витя попытался найти успокаивающие слова для этой доброй
женщины, но почему-то не смог произнести ни звука. Тогда он просто
ободряюще улыбнулся, и у него сразу же лопнула распухшая губа, а
рот наполнился соленой кровью. Ийсма запричитала, засуетилась,
осторожно вытерла кровь, напоила из ложечки крепким резко пахнущим
настоем и приказала спать. И юноша послушно уснул, а когда
проснулся, то рядом никого не было. Он попытался шевельнуться и
опять не смог этого сделать. Его тело словно одеревенело. Витя
огляделся и увидел, что находится в комнате целительницы, а на его
голой груди лежит магический амулет очень похожий на металлического
тарантула, раскинувшего длинные суставчатые лапы.
– Здравствуй, Сангин, – появилась в дверях строгая и серьезная
Ийсма, – Не отвечай мне, говорить у тебя все равно не получится.
Это действие магического амулета, который снимает чувствительность.
Благодаря ему ты не ощущаешь боли, но не можешь двигаться и
разговаривать. Твои раны уже затянулись, и ты обязательно
поправишься. Однако у тебя очень сильное истощение организма.
Сейчас я приготовлю специальные коренья и травы, которые помогут
восстановить твои силы, а потом мы попробуем снять амулет.
Удивительно, но юноша, в общем и целом понял, смысл сказанного,
поэтому согласно моргнул глазами и улыбнулся.
– Глупый Вик, – проворчала целительница.
Когда очередь дошла до продолжения лечения, и амулет оторвался
от груди, то первое, что ощутил Сомов, это не способность
двигаться, а адская боль, которая взорвала спину. Он подскочил,
борясь с желанием схватить амулет и немедленно прижать его обратно
к телу, но лишь стиснул зубы и крепко зажмурился. Целительница
придержала Виктора холодными пальцами за плечи и обеспокоенно
спросила: