– Стоять! Куда прешь? Кто таков?
Сомова посмотрел на хозяина, ожидая поддержки, но тот уже сладко
посапывал сидя в шлюпке. На выручку рабу попытался прийти приятель
мага.
– Это самый дорогой раб в мире, – заплетающимся языком пояснил
он.
– И? – офицер ожидал дальнейших разъяснений.
Но приятель мага видимо был уже на пределе своих
интеллектуальных возможностей.
– И все! – лаконично закончил он, развернулся, и с трудом
удерживая равновесие, запетлял к извозчику.
Раб, приученный к тому, что его слово последнее, решил, что
настала его очередь говорить. Не зная языка, Витя не понял ни слова
из прозвучавших диалогов, но примерно догадывался, почему его не
пускают в лодку.
– Я новый раб господина Преана, – произнес он низким хриплым
голосом, к которому сам еще не привык и показал клеймо на
плече.
Офицер внимательно осмотрел клеймо и проворчал на чистом оркском
языке:
– Новый раб… Я у него и старых рабов никогда не видел. Залазь и
садись на дно шлюпки, – а затем последовала команда матросам:
– Отваливай!
И они отвалили. А примерно через полчаса уже карабкались по
сетке-лестнице на судно, которое Виктор не смог толком рассмотреть
из-за наступившей темноты. Было очень неудобно взбираться по
лестнице в оковах, но Сомов справился. А вот господин Преан,
сколько его не будили, не проснулся, и его позорно поднимали на
судно ручной лебедкой вместе со шлюпкой посмеивающиеся втихаря
матросы.
Увидев на борту корабля человека в оковах, капитан брезгливо
поморщился:
– Это что еще за чучело?
– Говорит, что новый раб Эргиса. Клеймо есть, я проверил, –
доложил офицер.
– Отправить к матросам в кубрик. Утром разберемся, –
распорядился капитан.
Виктора спустили в кубрик, выдали гамак из старой парусины и
показали, где есть свободные крюки, чтобы его подвесить. Сверху из
палубных иллюминаторов размером с чайное блюдце лился голубоватый
свет луны, приглушенно бились о борт ленивые волны и похрапывали
спящие матросы. Все было не так уж плохо. Сомов расслабился в
мягком гамаке, закрыл глаза и мгновенно заснул.
На рассвете судно наполнилось криками и топотом босых ног по
палубе. Корабль оживал – гремя цепью, снимался с якоря, с хлопками
расправлял огромные паруса и начинал величавое неторопливое
скольжение по волнам. Виктор не знал, куда деваться среди бегающих
и занятых делом матросов, пока раздраженный вчерашний офицер не
указал ему место на корме возле входа в каюту мага. Сам маг еще не
соизволил появиться, поэтому Сомов сел под его дверью и стал
наблюдать за слаженными действиями экипажа и с любопытством
разглядывать корабль. Судно было узкое длинное с тремя косыми
мачтами, многоэтажными парусами и называлось, вероятно, клипер,
если Виктор хоть что-то понимал в различных типах парусных судов.
Далеко вперед выступал бушприт, этакая установленная на носу судна
наклонная мачта, к которой крепились косые паруса. Бушприт придавал
кораблю вид грациозный стремительный и неудержимо рвущийся в небо.
Между фок-мачтой и грот-мачтой из палубы торчала толстая железная
труба, а значит, у судна имелся и механический тип движителя. А с
вершины фок-мачты, где располагалась смотровая площадка, называемая
вороньим гнездом, выглядывал странный агрегат, накрытый чехлом и
своими очертаниями похожий на старую телевизионную камеру годов
восьмидесятых или даже на фантастический гиперболоид инженера
Гарина. Корабль оставлял за кормой город Макабр, но куда несли его
паруса, для Сомова оставалось загадкой.