— Ты охренел?
Вот, о чем я говорил! Пичуга, ты охренел? Ничего не
меняется.
Мельников же не произнес пока ни слова. Более умный, чем его
нукер, он понимал, что первую схватку позорно проиграл. В том
смысле, что не прибил меня за наглость сразу, а позволил уйти,
оставив за собой последнее слово. А теперь и вовсе против своего
имиджа играет, вынужденный бежать за задротом. Поэтому и держался
он так, особнячком. Вроде бы и вместе с Ландышем, и как бы слегка
не с ним. Так, стоит за спиной, смотрит на зарождающийся конфликт с
невнятной улыбкой. Козлина!
— Петь, так у нас с тобой диалога не получится. — продолжая
сидеть сказал я. — Смотри, ты меня позвал, я ответил вопросом, а ты
тут же заявил, что я охренел. Сдается мне, что часть коммуникации
была утрачена где-то в пути. И мы снова оказались в самом начале.
Поэтому спрошу еще раз. Петь, че надо-то?
Говорил я достаточно громко, чтобы слышал весь класс. И слова
мои произвели эффект разорвавшейся бомбы. В глазах большинства
застыло выражение, которое перевести, кроме как: "Он
разговаривает?" было нельзя. М-дя, Денис. Наделал ты тут дел перед
смертью. А мне теперь разгребать.
А вот Ландыш сбился. Оно так обычно и бывает, когда человек
действует на одном и том же паттерне — доминируй и унижай,
например. И ему очень сложно переключиться на другой. Особенно,
если именно жертва ему шаблон и ломает.
— Ты че так разговариваешь?
Ландыш понимал, что просто взять и ударить меня он не может.
Во-первых, не по понятиям. Пацанским — стопудово они живы и в эти
времена. Во-вторых, куча свидетелей того, что его удар будет
первым. Ну и в третьих — мы ж дворяне ж. Не комильфо, драться можно
лишь на дуэлях, а иначе конфуз и всеобщее порицание. Этот момент я
тоже дома изучил.
— Как, Петя? Сложноватенько для тебя? Ну, прости. Я постараюсь
выражаться попроще. Не учел, что за лето ты слегка
деградировал.
Формально, но только формально, мы оба были равны по статусу. Он
дворянин, и я… как бы. Но ввиду того факта, что современное
российское дворянство было построено не на древности рода или
заслугах перед государем, а на вполне зримой личной силе его
представителей, разница между нами была огромна.
Однако, как ни крути, на бумаге мы оба были выходцами из
привилегированного сословия. А значит моя дерзость (я ведь
откровенно нарывался) не могла быть наказана прямым в лоб.
Требовалась дуэль. Пусть бы она и закончилась тем же исходом, что и
первый вариант.