В памяти всплывает каждая секунда вчерашнего вечера.
Я забегаю в палату, мужчина лежит на кровати, прикрыв глаза. Его лицо горит, а грудь тяжело вздымается.
Я пытаюсь узнать, что его беспокоит. Он молчит, и я трогаю его за рукав.
Он распахивает темные глаза, и я вижу в них странное выражение, смесь боли и упрека. Но почему?
- Артем Юрьевич, что с вами?
В ответ мне раздается кашель, мучительный и надсадный. Мужчина мечется на кровати. Его глаза постоянно что-то ищут вокруг.
Приступ не проходит, вдох дается мужчине с трудом. Прибор, измеряющий давление и пульс, начинает жалобно пищать. Бросаю на него взгляд, давление падает.
- Диана, Диана! Быстро, зови реаниматологов и санитара – кричу я и пытаюсь ослабить ворот мужской рубашки. Неужели они в стационаре не могли ему выдать хотя бы одноразовую пижаму?
- Не могу дышать… – хрипит он.
Я оглядываюсь. Нажимаю тревожную кнопку. Ну где носит медсестру?
Не успеваю о ней подумать, как она оказывается передо мной.
- Вызвала, – испуганно пищит она и огромными глазами смотрит на бьющегося в моих руках пациента.
- Противошоковую аптечку, быстро! Чего встала? Тащи! – у меня нет времени быть предельно вежливой. Сейчас дорога каждая секунда.
Назаров порывается встать, хрипя и вскидывая руки. Мне не хватает сил его удержать. Если он рухнет на пол, будет только хуже.
Я запрыгиваю сверху на кровать и пытаюсь прижать его своим телом. Попутно бросаю взгляд на заторможенную от страха медсестру.
- Диана, разводи адреналин один к десяти, набирай полкубика, в другой шприц преднизолон девяносто, - чувствую, как напрягается огромное тело под собой, - нет, сто двадцать. Быстро.
Цепкие мужские пальцы хватают меня за запястья, в горящих глазах мутнеет рассудок, остается только боль.
Пытаюсь вырвать руки, но в итоге падаю ему на грудь. Огромное тело сотрясают судороги, ужасные хрипы слышны на расстоянии. Упираюсь руками в пылающую грудь.
Его лоб покрывается испариной, глаза закатываются, он судорожно хватается руками за воздух.
- Чего ты копаешься?
- Я… – мямлит медсестра.
- Коли!
Пальцами правой руки он царапает мое горло, соскальзывает вниз, хватается за ворот медицинской пижамы. Раздается треск разрываемой ткани, свежий воздух касается обнаженной груди. Я не вижу насколько все плохо, могу только догадываться. Сейчас это не имеет значения.