Опасные высказывания! Ведь их вполне можно было истолковать как прямое подстрекательство к устранению Джироламо как наследника. А в эпоху Возрождения конфликты на всех уровнях решались просто – и самым популярным средством их разрешения был яд. Все это удручало и беспокоило Клару, и не раз между ней и Фацио вспыхивали жестокие ссоры. Во время одной из них она в истерике упала на каменную мостовую и сильно ударилась головой. Три часа Клара была без сознания, «только пена бежала из ее рта». Джироламо решил помирить родителей, объявив, что по примеру своего другого дяди, францисканца Еванжелисты, намерен постричься в монахи. К счастью, этому намерению не суждено было сбыться, и юноша, вынужденный следовать воле отца, остался в городе.
Предоставленный самому себе, он часто исчезал из дома и целыми днями, нередко голодный, бродил по садам и пригородам Милана. Его видели в подозрительных компаниях, среди гуляк, там, где играли в кости и карты. Наряду с этим – страстное увлечение музыкой. Тайком от Фацио Клара оплачивала его музыкальные уроки, и Джироламо с удовольствием играл на лютне, распевая лауды[6] и фроттолы[7] со своими собутыльниками. Настоящих же, преданных друзей у него по-прежнему не было. Может быть, причиной тому была его вспыльчивость и обидчивый характер. Он не терпел оскорблений и даже неловко сказанных или двусмысленных фраз, как-то задевающих его достоинство или честь его родителей.
С юных лет он исповедовал простую философию поведения: «Если ты будешь сносить оскорбления безропотно, на тебя будут нападать как на человека, заслуживающего только презрения, и затопчут тебя». Впрочем, можно предположить, что Кардано не только защищался, но и нападал. Много лет спустя он признавался: «В молодости я был жаден до столкновений с сильнейшими». А для этого недостаточно было иметь бешеный темперамент и гордый нрав. Нужна была и сила, и поэтому Джироламо «предавался всякого рода телесным упражнениям». Преуспел он в этом настолько, что с ним «считались даже самые злостные задиры». Он вспоминал: «Я фехтовал иногда одним мечом, не прибегая к щиту, иногда же защищался либо овальным, либо большим или малым круглым щитом; бился я также кинжалом и мечом вместе и не без ловкости вскакивал на деревянного коня, вооруженный мечом и в плаще. Я умел безоружный выбивать у противника обнаженный кинжал; приучал себя к бегу и прыжкам, и, в конце концов, достиг значительных успехов, каких не мог добиться в рукопашной борьбе, так как руки у меня были слабы. Я не предавался с особым увлечением ни верховой езде, ни плаванию, ни стрельбе из ружья. Приобретенное мною искусство и опытность в телесных упражнениях придали мне такое мужество, что я даже завербовался в запасные войска».