Король Пепел до самого конца оставался верен мысли о том, что
самый худой мир лучше любой войны. Он хотел, чтобы у людей была
возможность решить все миром и словом. И делал для этого все от
него зависящее.
Ни один из них не был трусом. Подлецом. Предателем.
И все они, не считая Чин’Аме, пали от меча Хаджара.
Генерал поднял перед собой Синий Клинок. Там птица Кецаль,
символ свободы, реяла среди облаков. И крылья её, белоснежные, не
украсила ни единая капля крови. Крови достойных людей.
В песнях бардов герои всегда сражаются с монстрами.
Хаджар улыбнулся.
Когда-то давно, сидя в вагончике бродячего цирка, он сочинил
сказку о герое, монстре и деве. И о том, что герой отдал свою
жизнь, чтобы у монстра появилась возможность увидеть нечто большее,
чем тот видел прежде.
И никогда Хаджар не мог подумать, что спустя почти семь веков,
он обнаружит себя на месте этого монстра.
Того, кто забрал жизнь и оборвал путь каждого из героев, чтобы
разрушить все то, за что они боролись; все то, за что, в итоге,
отдали себя целиком.
Хаджар Дархан. Безумный Генерал. И самый живучий из монстров
Безымянного Мира.
Может поэтому они и смогли найти общий язык с Хельмером?
Хаджар выдохнул последнее облачко дыма и убрал трубку обратно за
пазуху.
Там, на горизонте, к нему приближалось тридцатитысячное
войско.
Их шлемы блестели стальными шипами, ловящими лучи струящегося
отовсюду света. Их сапоги звучно били ритм марширующего легиона.
Круглые щиты, прижатые к телу, создавали иллюзию стены из стали,
волной цунами надвигающейся на Хаджара.
Копья клыками скалились над головами, а плащи крыльями грозных
орлов реяли за спинами, и оскаленная морда тигра реяла на
трусящихся знаменах штандартов. В ножнах покоились клинки, за
спинами висели топоры и луки, колчаны, заполненные стрелами,
стучали у бедер.
Маршем, тридцать тысяч богов, во главе с девой немыслимой
красоты и грации, маршировали в сторону генерала, но тот их даже не
замечал. Все, что он видел перед собой, белоснежную
воительницу.
Её волосы, белее тех облаков, по которым она ступала, волнами
струились за спиной. Сверкающий доспех серебренными отблесками
мерцал на свету. Железная “юбка” поверх латных “штанов” складками
звенела сродни пению звонкого хрусталя. В руках она держала
обнаженный меч с лезвием цвета свежего молока.