Я переступила ногами, и капля запоздалой крови стекла по
внутренней стороне ноги.
- Так у тебя месячные, что ли? – с облегчением спросила мать. –
Болит, доча? – Уже совсем другой голос у матери, виноватый немного.
Ну да, это наше семейное, в эти дни сходить с ума от тянущей боли
внизу живота.
- Болит, мам, - я двинулась было в комнату, радуясь, что гроза
прошла и я наконец-то помоюсь, а потом полежу немного.
Я успела пройти всего два шага, как меня настиг отчаянный крик
матери: «А ну-ка, стой! Клавка! Ты пошто ходишь так?! Клавка!»
Мать кричит и кричит, её лицо побагровело от крика. Она смотрит
на меня отчаянно. Мать не может и не хочет поверить, что её дочь,
её Клавка, стала гулящая. А я не могу больше слушать её слова,
которые она вбивает, словно гвозди, в мою голову.
Я приседаю на корточки, обхватив колени руками и опустив голову,
и старательно строю у себя в голове высокий-высокий забор, чтобы не
слышать слов матери, которыми она пачкает всё то чудесное, что
случилось со мною этой ночью.
- Клавка… А, может… А, может, тебя сильничали? – прорывается ко
мне голос матери, в котором отчаяние перемежается с надеждой и с
зарождающимся желанием отомстить неведомому насильнику.
Ведь если девушку сильничали, это тоже позор, но тут девушка
невинная жертва, и это гораздо меньший позор, чем когда девушка по
доброй воле спит с парнями до брака. В постель можно ложиться
только с мужем и ни с кем другим, вот мораль, которую вдалбливают
девочкам с ранних лет. А я переступила через эту мораль,
переступила по доброй воле.
- Клавка! – раненой птицей бьётся голос матери. Мать ждёт мой
ответ, словно приговор.
- Нет, мам. Никто меня не сильничал. И… И, может, я ещё и замуж
выйду… - почему-то я и сама не верю в то, что говорю. Почему не
верю? Ведь Митя так хотел меня. Он полюбил меня!
- Дурочка ты бестолковая, Клавка. Зачем же ему теперь-то на тебе
жениться? Он уж получил своё, - тусклым голосом говорит мать, - да
где ж ты нашла-то его? Мужиков-то толком нету… - мать больше не
кричит, её лицо посерело, а натруженные руки обмякли и висят по
бокам как две плети.
- Хоть бы уж не понесла… - продолжает мать, - а то вернётся отец
с фронта, а дочушка в подоле принесла. Вот радость-то ему
будет…
Я вздрагиваю. Об этом, о том, что я могу понести от Мити, я даже
не подумала.