- У тебя когда месячные-то были, Клавка? – озабоченно спрашивает
мать.
Ну да, пока ведь никто не знает о моём падении. А вот если
полезет живот… Вот тогда… Мать моя просто не переживёт такого
позора. Просто не переживёт. А что скажет отец? Ох, что скажет
отец…
Мы подсчитываем и подсчитываем с матерью сроки, путаясь и
ошибаясь. По срокам выходит не очень. Голова моя идёт кругом, я
даже забыла про резь внизу живота. Хоть бы Митя на мне женился,
хоть бы женился, пульсирует и пульсирует в моей зачумлённой
голове…
Клавдия
На следующий день в институте на всех переменах я бегаю к
аудиториям, в которых проходят занятия у первых курсов. Как же это
я не спросила, по какой специальности обучается Митя? Вот
дурёха.
Наконец мне везёт, и я вижу его. Он стоит с какими-то девчонками
и парнем, у которого рука висит на перевязи. Наверное,
комиссованный фронтовик, думаю я.
Митя разговаривает, смеётся чему-то. Я подхожу к нему, но он не
видит меня, не смотрит в мою сторону, спорит о чём-то с парнем. А
девчонки смотрят на Митю и слушают его, чуть ли не раскрыв рты. Их
компания не замечает меня. Но скоро звонок, и Митя уйдёт! А я
наконец-то нашла его! Я трогаю тихонько за рукав Митиной рубашки.
Митя слегка вздрагивает и оборачивается.
- О, Клавка… - говорит он. - Ты меня испугала. Ты меня так
больше не пугай, Клавк, - Митя освобождает из моих пальцев свой
рукав и немного отодвигается от меня.
А потом и вовсе отворачивается, продолжая прерванный мною
разговор. Девчонки сочувственно смотрят на меня.
Давно прозвенел звонок. Митя со своей компанией ушёл на занятия.
А я всё стою и стою в гулком институтском коридоре, как оплёванная.
Оплёванная. Я.
А, может… А, может, он не хотел просто при этих ребятах… Может…
Может, когда мы окажемся наедине, он будет опять как тогда, ночью…
Так же хотеть меня… Может…
Я бреду в свою группу, словно в тумане. Что-то записываю под
монотонный голос преподавателя. И только к концу дня вдруг замечаю
странные шепотки девчонок за своей спиной.
Особенно усердствует Лидка. Её голос чаще всего насмешничает,
исходя злобой. Но в глаза мне никто ничего не говорит. Я ведь
всегда была отличницей, старостой группы и пользовалась уважением
среди своих сокурсников. Да и потом. Никто ведь ничего не знает
толком. Только то, что я позвала Митю на чай в комнату, где были
ещё девчонки…