Мужчина вздохнул и опустился на
сундук:
– Ты-то, небось, скотине всегда
объясняла, за что её хворостиной бьешь?
Лесана упрямо вздернула подбородок,
бесстрашно глядя в серые глаза креффа:
– Не объясняла. Только то – скотина
безмозглая, а мы – люди. У нас ум есть!
– Ум... – протянул собеседник. – Ну,
коли есть у тебя ум, отчего же ты им не пользуешься?
Щеки девушки запылали, а крефф
продолжил:
– Вот скажи, зачем тебя учат оружному
бою? Зачем гоняют наравне с парнями?
Она насупилась и буркнула:
– Потому что я ратоборец.
– Правильно. Ты – вой. А вой должен
уметь сражаться. Ходящий не посмотрит – девка перед ним или парень.
Он тебя не пощадит за то только, что ты косу носишь.
– Нету у меня косы! – огрызнулась
послушница.
– Зато есть ум, – поддел наставник. –
И этот ум должен бы усвоить, что девку за косу ловить – милое дело.
А ещё косу мыть, чесать и плести надо. Только когда это делать,
если обережник в походе ночью под телегой спит, днем верхом едет, а
иной раз с головы до ног употеет, с нечистью сражаясь? И так по
несколько седмиц тянуться может. Вшивой будешь ходить? Нечесаной? В
лесу мыльни нет. Да и не намоешься среди мужиков-то. В ручье
плескаться? Ручей не всегда встретишь. Тем паче поплещешься в нём
не о всякую пору.
Лесана стояла красная, злая и
смотрела в пол.
– Потому и рубах вы здесь не носите
девичьих, а в портах ходите. Что же до снежков... Я бы Тамира тоже
высек. Он скоро спустится в подземелья. А того, что он там увидит –
врагу иной не пожелает. Потому дурь и непослушание из него уже
сейчас вытравливать надо. Иначе сгорит.
И снова девушка вскинулась, снова
глаза вспыхнули яростью:
– Мы учимся! Всякий урок твердим!
Работу любую делаем, отчего нельзя нам просто... жить? Хоть
праздник какой? Хоть веселье? Что все злые тут, как
волки?
Наставник спокойно выслушал эту
яростную речь и ответил:
– Потому что вам не дружить. Не
миловаться. Потому что Тамир тебя упокоит, если придется. И
дрогнуть в тот миг не должен. А ты, возможно, однажды убьёшь его и
тоже дрогнуть не должна. Ясно? Влюбленные же думают не головой, а
сердцем. Это мешает.
Он потер уродливый шрам,
безобразивший щеку. Лесана смотрела на креффа и видела, что мыслями
тот унесся куда-то далеко-далеко. Девушка молчала. Впервые
наставник говорил с ней, будто с равной, не ругал, не поддевал.
Впервые не чувствовала она себя порожним местом. Оттого ли, что они
одни тут и иных послухов нет?