Не знаю, вечером видно будет, а сейчас, хлопнув дверью, я уже
спешил вниз по ступенькам. Из квартиры донесся приглушенный голос
моей новой пассии. Она уже с кем-то трещала по телефону. Сказала,
какую-то странную фразу, я не расслышал толком, да и не хотелось
вникать. Голова итак трещит после вчерашнего, и сейчас у меня
другая забота — сделка.
Ремонт в квартире у меня совсем не бюджетный. А вот дверь
китайскую, я как-то не удосужился поменять. Слышно через нее все —
как в подъезде сосед Петрович сморкается, и как собачонка на
тараканьих ножках тявкает, когда супружница Петровича ее гулять
выводит.
С кем это Лиза уже переговоры ведет? Да неважно... Не до нее
сейчас. Приду домой и разберусь. Если, конечно, она там еще будет.
А сейчас финальный рывок — подписи, юрист, нотариус и все! Добби
свободен!
С радостной мыслью я пикнул сигналкой. В ответ приветливо
моргнул припаркованный во дворе черный, как воронье крыло, гелик. Я
уселся на водительское сиденье, завел машину. Мотор приветственно
заурчал, признав хозяина.
Нехорошее предчувствие вдруг зашевелило волоски на затылке. Я
даже зачем-то пристегнулся, соображая, в чем же причина моей
тревожности. Хотя обычно никогда не пристегивался. Услышанная мной
фраза не давала покоя. Я прокрутил в памяти разговор Лизы, когда
она бубнила уже из-за двери моей квартиры, напряг мозги, и эта
фраза вдруг оформилась в слова. Теперь я понял, что она сказала!
Твою мать! Она сказала: «Он вышел...».
— Бл*дь! Вот сука! — вырвалась моя последняя фраза в этой
жизни.
Рука дернулась отстегнуть ремень безопасности, но не успела.
Ба-бах!!!
Мой верный гелик взлетел на воздух, а я почувствовал, как тело
распадается на тысячи кусочков.
Что за бред?! Почему я еще чувствую?.. Говорят, душа бессмертна?
Что ж... Проверим...
***
Вздрогнул. Заморгал. Вроде дышу. Фух, блин, живой...
Перед глазами, как будто выныривая из темной воды и заныривая
обратно, мелькали какие-то люди. Чувство такое, как на первых
секундах после выхода из наркоза. Все вокруг тянется, липкое такое,
неоформленное.
— Ой! — я невольно вскрикнул.
Палец вдруг чем-то обожгло. Больно, бляха... Поднял руку и
уставился на окурок, зажатый между пальцами. «Прима» без фильтра
оставила пятнышко ожога на слишком розовой для моего возраста коже.
Несколько секунд пялился на сигарету, пытаясь понять, откуда у меня
эта допотопная чертова «Прима», если последние лет пятнадцать я
курю исключительно любимый «Парламент». Боль от ожога вдруг
запульсировала с новой силой, и меня как будто выдернуло из-под
толщи воды. Исчезла тягучесть, ускорилось время, а на голову
обрушились звуки окружающего мира, который приобретал новые
черты.