Февраль смиренный, молчаливый,
Порой суров и нелюдим.
Уже немало тысяч зим
Он в мир приходит горделиво.
Ему никто вокруг не нужен
Он с одиночеством на «ты».
И, вместо праздной суеты,
Его друзья лишь льды и стужа.
«Тишь и покой» – февральский слоган.
С его холодной головы
Средь захороненной листвы
Один седой свисает локон.
Зимой он с детства недолюблен.
Он – самый младший из детей,
Всё время будучи при ней,
Своей же матерью погублен.
Она его нередко била,
Звала лакеем Декабря,
Но это было, точно, зря!
В себе хранил он злость и силу.
Он Января нёс службу часто,
Пока тот на балах гулял
Средь игроков, повес, менял,
И пьяным шёл домой по насту.
Нередко взрослым быть мечтал.
Вёл от субботы до субботы
Он счёт всем дням своей работы,
Чтоб тоже выехать на бал.
Февраль просился и страдал.
Но мать, Зима, всё запрещала
Кричала: – Никакого бала,
Ведь ты ещё, глупышка, мал!
Он отвечал: – Я взрослым стану
И вас покину навека!
Я сын твой, мама, не слуга,
Но ты мне сыплешь соль на рану.
Пусть братья делают работу,
Что наш отец родной вверял:
Метут из снега белый вал
До утра раннего субботы.
Пусть сами делают снежинки,
А не спешат на карнавал.
Когда у нас везде оврал,
У них в уме лишь вечеринки.
Они трудиться не желают,
А мне по возрасту нельзя
Спешить по городу, скользя,
Пугать морозом птичьи стаи.
Я обессилен, я измучен!
Проходят люди, сторонясь.
На вид усталый насмотрясь,
Они спешат. В их лицах тучи.
А взгляд их молнией пронзает
Моё простое естество.
Что я дарю им волшебство,
Они о том, увы, не знают.
За братьев чёрную работу
Я выполняю в сотый раз,
А любят их двоих сейчас —
Меня любить им неохота.
– Что за слова, что за стенанья? —
Так грубо сына осекла
Зима, усевшись у стола.
Даря ему своё вниманье:
– Ты, как всегда, одно и то же
Твердишь при каждой нашей встрече
И, как всегда, ты мне перечишь,
И злишь меня до тела дрожи.
Что делать, если ты бездарен?
Как твой отец… Вы с ним похожи…
Мы с ним теперь не делим ложе…
За что же мне такая карма?
Он всё Весну теперь голубит
И шлёт для Осени наряды.
А был моим ведь он когда-то!