Признать ошибку могут и от страстей сгорать…
– Тебе полдня хватило, чтоб всё это понять?
Русалка жмёт плечами:
– Похоже. Извини,
С двоими лишь знакома – не так плохи они.
– Не так плохи? Дочурка, ты веришь ли сама?
Убийцы-китобои!
– Она же – влюблена… —
Вдруг мама осознала.
– Нельзя любить людей!
Пусть даже неплохие, но чудищ нет страшней!
Хвостов в помине нету, две палочки-ноги.
Без блеска, плавников, совсем без чешуи!
Но что всего ужасней – есть пальцы на ногах!
Им так самим противно, что ходят в сапогах.
В воде жить не умеют, не могут здесь дышать.
Зато горазды девиц подводных целовать!
Русалка отвернулась:
– Мне горько и без вас! —
Не видно под водою потоки слёз из глаз.
И сжалилась тут мама: на дочке нет лица,
Зато претензий хватит на месяц у отца!
Обняла её нежно:
– Устала ты, поспи.
Уж море зажигает вечерние огни.
Сон мысли успокоит и ясность привнесёт,
Утихомирит волны твоих душевных вод.
Русалка удалилась. Родители одни.
– По поводу людей меня ты просвети.
Откуда ты всё знаешь? – отцу дивится мать.
– Немало мёртвых тел успел я повидать.
Они воюют в море друг с другом и китами,
А мы за ними трупы находим, убираем…
Видать, в спокойном мире им пребывать невмочь…
Как в одного из них могла влюбиться дочь?
***
Старпом вошёл в каюту.
– Ну как вы, капитан?
Я вам принёс покушать. …Здоров ли ты, Ролан?
Молчит, не слышит будто, за картою сидит.
Одет, умыт, причёсан – благопристойный вид.
Нахмуренные брови, печальные глаза
С оттенком жгучей боли. В руках вертит резак.
– Я думаю, вам завтрак совсем не повредит.
– Спасибо за заботу. Пропал мой аппетит.
– Могу ли чем помочь я и горю пособить?
– Что ж… Выпить принеси мне. И то, во что налить.
Старпом поднос поставил на краешек стола,
Придвинул стул, сел рядом:
– Вас, вижу, грусть взяла?
Глядит угрюмо мимо, признаться не готов:
Быть должен сильным духом тот, кто разил китов.
– Людей мы потеряли, – решил помочь старпом. —
Но все опасность знали, кто с промыслом знаком.
Молчит Ролан, лишь губы сжимает всё тесней.
– Вы вовсе не виновны в погибели людей.
– Я знаю. Всё в порядке, – сквозь зубы говорит.
– Тогда каким же горем ты, мальчик мой, убит?
Тебя я знаю с детства, при мне ты возмужал,
За твёрдость воли мною был наречён Финвал
13.
Но без следа растает и самый крепкий лёд,
Когда огонь горячий любовь в груди зажжёт…