– Вы тоже досадили мне! – продолжил кричать он. – Я и сам зол на вас! Я тоже имею право голоса и не даром ем свой хлеб!
– И артишоки! – презрительно добавила хозяйка.
– И артишоки! – гордо повторил старик.
– Это с какой еще стати вы злитесь?
– А с такой, что ответьте мне честно, дорогая, снос дома в Семиовражном – это дело рук администрации? Ведь памятники сами по себе не исчезают, их сносят, сносят в течение одного дня, а бумаги наверняка оформляют задним числом. Это был памятник XVIII века!
Было слышно, что старик крайне возмущен, но силы его на исходе. Он срывался на визг и тяжело дышал с присвистом.
– А это не ваше дело! Чем меньше вы будете знать, тем крепче будет ваше здоровье. Все, я больше не могу находиться в вашей пыточной, идемте в комнату и извольте сделать мне чай, – дверь опять яростно звякнула витражными вставками.
Романов не стал дожидаться встречи с хозяйкой и одним махом выпрыгнул в распахнутое окно, прижимая к себе папку.
Он вошел к себе, теперь уже с первого раза угадав правильный замок, бережно положил папку на стол и увидел, во что превратились его рубашка и джинсы – хоть сейчас кидай на сковородку и жарь до румяной корочки. Для начала он вымыл руки и хотел было сунуть промасленную одежду сразу в мусорное ведро, как вдруг вместе с мельком пронесшейся мыслью о порошке, замачиваниях и отстирываниях он вспомнил утренние упражнения Кирпичика с футболками. И сразу же строчку из памятки Александрии Петровны: «некое бытовое действие, которое вы совершаете в первый день пребывания в городе», «нелепые, несвойственные вещи», «то, что вы делаете редко». Кнопка! То, что по мнению местных запускает исполнение желания. Ну, допустим, звучит это как бред. И у него есть свое собственное решение. Но и бред тоже стоит проверить. Он открыл воду и засунул рубашку под струю. Как это вообще делается без стиральной машины: в холодной воде или в горячей?
Перед Светиной дверью лежал коврик с подмигивающим Микки Маусом.
– Митя? – Света стояла в прозрачной ночной рубашке и ошарашенно смотрела на него, щеки ее постепенно заливались румянцем.
Он вдруг увидел себя ее глазами. Раскрасневшийся, мокрый и к тому же в одних джинсах.
– Мне бы стирального порошка, – сказал Романов извиняющимся голосом.
Света шагнула к нему на площадку.
– Какого порошка? – Романов решил, что она собирается его обнять.