, Тауэра и поезда в Докленд
[2], а это все они уже прошли. При мысли о магазине на Риджент-стрит мальчика переполняло волнение, которое он едва сдерживал. Он предвкушал удовольствие от поездки туда в метро, но сейчас, после целого часа томительного ожидания в скучном офисе, его отец, похоже, совсем не спешил. Мальчик забеспокоился:
– Папа, правда мы идем в Хэмлейс? Ты обещал.
– Хэмлейс? – Отец уставился на сына, словно не понимая.
– Ты обещал!
– Да, обещал. И мы обязательно сходим туда.
Мальчик посмотрел на отца. Он никогда не мог понять, шутит тот или говорит серьезно.
– Но ведь нам нужно совсем не сюда.
– Мы должны подождать маму.
На лице мальчика было написано огорчение.
– А где она?
– В парикмахерской. Она придет ко мне в офис в половине первого, через двадцать минут.
– А что мы будем делать сейчас?
– Надо забрать из ремонта мамин свадебный браслет.
Мальчик совсем упал духом:
– Ты же сказал, что мы идем в Хэмлейс.
– Мы пообедаем с мамой, а потом пойдем в Хэмлейс.
– Я хочу сейчас! Ты обещал! – Мальчик начал всхлипывать.
Они стояли посреди тротуара, и их все время толкали. Рядом, в переулке по правой стороне, располагалось кафе. Отец протащил капризничавшего ребенка мимо бюро по трудоустройству, туристического агентства, обувной мастерской и еще нескольких магазинчиков и остановился перед грязноватой, непривлекательной закусочной. На вывеске двенадцатидюймовыми буквами было написано: «СЭНДВ…И. КАФЕ ЛУИДЖИ» – две буквы отсутствовали. К окну изнутри четырьмя присосками была прилеплена карточка меню с надписью внизу: «Здесь или навынос».
– Смотри, у них есть молочные коктейли, – сказал отец. – Давай возьмем.
В кафе у прилавка стояла небольшая очередь, и все столики, кроме одного, были заняты. Войдя внутрь, они почувствовали сильный запах кофе и чего-то жареного; полумертвая муха жужжала и трещала в сетке ловушки. На задней стене висели два выцветших от времени плаката с видами Неаполя и Амальфи.
Отец подтолкнул свое чадо к пустому столику и усадил. Мальчик положил на стол кулачки:
– Ты обещал! Ты обещал… ты…
Мальчик внезапно замолчал и уставился в угол. Смесь страха и узнавания отразилась на его лице. Отец обернулся, недоумевая, куда это он так смотрит. За стойкой худой небритый мужчина лет пятидесяти радостно приветствовал посетителя: