Ее воспоминания становились все медленнее, а глаза начинали закрываться от тепла, разлившегося по всему телу. Хорошо хоть часы у нее были на руке! И она автоматически на них посмотрела. Третий час ночи. Если так пойдет дальше, то она заснет стоя, а утром ее, как заправскую бомжиху, отправят в милицию и оттуда уж точно вернут родителям, и тогда…
Не сказать, чтобы эти мысли как-то оживили почти заснувший мозг, но тело, собрав последние усилия, потопало наверх.
«Все-таки, – подумалось ей, – есть надежда, что наверху меня не заметят, а может, у них есть такая же, как в Ларкином доме, квартира».
Этажи давались с трудом, а лифтом она пользоваться не хотела. Она по жизни боялась входить в лифты. Откуда появился этот страх она не знала, но обычно предпочитала пройтись пешком даже на десятый этаж, мотивируя это пользой для организма.
Еще этаж и еще. Старый дом. Убогие двери, обшитые дермантином. Мусор… Казалось, что этот бесконечный подъем ей уже снится. Она брела на последнем дыхании и, когда поняла, что дошла до верха, привалилась к стене, сев на корточки, и мгновенно уснула.
Снились ей двери… много дверей. Она входила в одни и выходила из других, и куда-то спешила, а двери все не кончались… двери хлопали, закрывались за ней и перед ней, и люди за ними, странно улыбаясь, не хотели с ней разговаривать. Много людей с тоскливыми лицами стояло в длинных коридорах и тоже перед дверьми, и она, затерянная между ними, металась в поисках выхода и не могла его найти.
На нее смотрели несколько пар глаз. Несколько людей окружили ее со словами: «Ах, вот ты где!» – не давая возможности сделать хотя бы шаг в сторону и лишая надежды на побег.
– Вот ты где! – грозно кричали ненавидящие глаза, и им вторили губы, а руки тянулись к ней, чтобы увести.
Было холодно. От глаз, губ, рук и одежды, которая вдруг отказалась греть.
Лена почти плакала. Все так хорошо складывалось, что она поверила в успех. А эти люди появились так неожиданно, схватили ее за плечи, повели с собой, захлопнув дверь. Боже! Как она устала от дверей! Они были повсюду. Лестницы и двери. Казалось что вся жизнь ее с какого-то момента стала напоминать бесконечные двери, открытые или нет, в которые она хотела войти, входила, из которых выбегала и за которыми пряталась. Но все эти двери по большому счету не имели к ней никакого отношения. Они не были спасительными. И лестницы, череда которых варьировалась с дверями, не приносили облегчения. Подъемы и спуски не приводили ее никуда, только к очередной двери.