Он тяжко выдохнул, подозвал профессора и его помощника. Самым
категоричным тоном предупредил, чтобы впредь шлемы не смели
снимать. Это наистрашнейшее нарушение. Он одевается в расположении
базы и там же снимается.
- Я извиняюсь, не помню как вас по имени-отчеству, - негромко
поинтересовался Кишлак, поравнявшись с профессором.
- Олег Юрьевич, - с плохо скрываемым пренебрежением проговорил
тот, не сбавляя шага, мельком взглянул на снайпера.
- Олег Юрьевич, - продолжал Кишлак доброжелательно, - может,
доктор сядет на вашего ходунка? Он ведь за него пострадал.
Посмотрите, как хромает дядька?
- Не может, - сухо отрезал ученый и не стал объяснять
почему.
- Зашибися, - ехидно усмехнулся Седой.
- Боливар не выдержит двоих, - вставил Рама.
- Тихо всем, - Фаза обернулся, колючим взглядом, как погонщик,
ткнул каждого говоруна.
Словесная пикировка прервала его размышления о выборе маршрута.
Все время сержант приглядывался к научникам, отмечал их
выносливость, физическую форму, ходкость, моральную составляющую,
делал пометки. Схема движения почти была готова, но случай на
переправе скомкал и швырнул в урну все выкладки. Фаза предполагал,
что транспортер ограничен в маневренности и с этим придется
считаться. На крайний случай держал в уме возможность бросить
машинку, а оборудование перегрузить на плечи отряда. После того как
взвесил тяжесть закрытых и опечатанных алюминиевых ящиков, выкинул
эту мысль из головы. Лесные, а также овражистые, топкие, аномально
насыщенные участки постарался исключить из маршрута. Путь вышел
длиннее запланированного в полтора раза.
Он уже смирился с мыслью, что этот рейд - Божья кара за грехи и
ему надо пройти этот путь до конца, чтобы стать увереннее, сильнее,
чтобы поднять авторитет до непререкаемых высот. «Да, уж. Дорожка на
голгофу, - нехорошие мысли продолжали одолевать сержанта. - Чтобы
так вот все сложилось по-говенному - постараться надо».
Покорившись судьбе, Фаза почувствовал, что даже начал испытывать
от всех этих сложностей и неприятностей какое-то мазохистское
удовольствие. Страх и неизбежность одновременно угнетали и бодрили,
добавляли болезненную остроту восприятия. Сердце стучало тревожно,
что мешало равновесию и в то же время держало на пике формы. Время
от времени легкая дрожь прокатывалась по всему телу и взбадривала
мысли подобно повару, который большим черпаком мешает
приготовленный суп, поднимает со дна густоту, прежде чем разлить по
тарелкам. Кроме того, грела мысль о заслуженном почете. Может,
статься, Нагибауэр заберет назад «зарадарную пыль». По лагерю
быстро расходятся подробности с рейда. Как бы звеньевые ни
старались выпячивать боевое братство, взаимовыручку, скрытое
соперничество и ревность к удачи другого никуда не девались. «Все
мы люди, все мы человеки. Почет и уважение, уважение и почет - вот
что имеет значение. Тугры′ дело второе».