– Страшен сон, да милостив бог, – реагирует на сказанное Екатерина Карамзина, мать Софьи.
– А вы слышали новость, господа? На Булгарина в Нарве напали разбойники. Окунули его с головой в реку, и в кармане у него раскис очередной пасквиль на русскую литературу, – подлил масла в огонь юмора Тургенев.
Снова все смеются, кроме Лермонтова. Мусина-Пушкина тревожно взглядывает на него. Лермонтов сидит сгорбившись, смотрит за окно, где в густых сумерках пылает странным желтоватым огнем зелень Летнего сада.
– Ничем не удается развеселить его, – почти шепотом говорит Софья Карамзина Вяземскому.
– Вы видите, София Николаевна, мы уж с Тургеневым стараемся вовсю, как два старых рысака, но ничто не помогает, – тоже шепотом отвечает ей Вяземский.
– А Мятлев будет сегодня? – спросил Тургенев.
– Обещался прийти, – ответила Екатерина Карамзина.
– Вы знаете, какую дерзкую штуку он на днях отколол на обеде у графини Воронцовой? Он сидел с молоденькой маркизой Траверсе. Маркизу преследовал поклонник, адъютант наследника, – он поднес ей огромный букет. Маркиза имела неосторожность пожаловаться Мятлеву на назойливость поклонника. Что же делает Мятлев? Он требует у лакея блюдо, берет букет, крошит ножом цветы и листья на мельчайшие кусочки, поливает маслом, солит, перчит и приказывает лакею отнести этот салат из цветов поклоннику в качестве угощения, присланного маркизой, – смеясь рассказал Тургенев.
– Сразу узнаю Ишку Мятлева! – сказала Софья Карамзина.
– Да, это очень забавно, – говорит Лермонтов, не улыбаясь, думая о чем-то своем и гладя собаку.
После недолгого молчания:
– Софи, вы знаете, что сегодня я уеду на Кавказ прямо отсюда? Я распорядился, чтобы лошадей подали к вашему крыльцу. С бабушкой я уже попрощался. Бедная моя бабушка… Сколько было слез…
– Это очень хорошо, по-дружески, Мишель, спасибо, – ответила Софья Карамзина.
– Наталия Николаевна Пушкина! – объявил слуга в дверях.
Мужчины встали. Екатерина и Софья Карамзины торопливо пошли к дверям. Вошла Наталия Пушкина.
– Какая редкая гостья! – воскликнула Екатерина Карамзина.
– У меня столько забот с детьми, что я с трудом освобождаю для себя только два вечера в неделю, – здороваясь со всеми, сказала Пушкина.
Лермонтов последним поцеловал у нее руку.
– Я слышала, что вас снова усылают на Кавказ, Михаил Юрьевич.