Сначала ничего не происходило, и Барс даже начал
беспокоиться: не ошибся ли он? Но тут первая
и самая короткая волна жгучей боли прошла вниз по руке.
Словно раскалённый добела гвоздь-двухсотка вошёл точно
в то место, где из плеча торчал артефакт.
Барс только закрыл глаза и выдохнул весь воздух, что ещё
оставался в лёгких. Если первая волна была такой,
то чего же ждать дальше?
И в этот миг пришёл новый страх от осознания, что
стал беззащитным перед Фениксом. С чего он вдруг решил,
что можно тому доверять?! Почему не допустил мысли
о возможной ловушке и только сейчас обратил внимание, как
ловко новый знакомый втёрся в доверие? Вероятно, слишком
уж заманчивой показалась перспектива сделать того носителем
второй части «цепи судьбы».
Имелся и ещё один вариант: Феникс действительно телепат,
мутант, способный не только читать, но и внушать
свои мысли другим. Странно, что эта мысль не пришла
в голову раньше. Или как раз не странно? Может, тот
намеренно запустил аномалию, а потом заставил возжелать этот
сраный артефакт, чтобы повязать беспомощного Барса без усилий. Тут
мозг пронзила другая мысль, ещё более пугающая: вдруг Фениксу нужен
вовсе не он — Барс, а Сашка, точнее «цепь судьбы»?!
Это же логично! Теперь и само неожиданное появление этого
загадочного человека не кажется случайностью.
Впервые Барсу захотелось вырвать не до конца
вживлённый артефакт. Но ощущение расплавленного металла
в плече сменилось жгучим холодом, от которого кровь
начала замерзать в венах и рвать их острыми ледяными
кристаллами. Барс зарычал, яростно вглядываясь в темноту под
закрытыми веками, не в силах открыть глаза. Кости будто
погрузили в расплавленное олово, и там, где жар
сталкивался с мертвенным холодом, возникла ослепляющая боль,
терпеть которую молча не хватило бы никакой силы воли.
И Барс взвыл, точно зверь, попавший в смертельную
западню.
Это единственное, что ему оставалось. При всём желании
он не смог бы сейчас избавиться от хищной
хватки артефакта. Процесс запущен, и теперь оставалось лишь
как-то дожить до того момента, когда всё закончится.
Перестав выть, Барс с ужасом прислушивался к необычно
интенсивному движению в ране — мышцы обволакивали
артефакт, затягивали его глубже в тело.
Воздух с трудом проходил через пересохшую глотку
и со свистом вырывался сквозь сжатые зубы. Вспомнив, что
звук собственного рычания на какую-то малость позволял
отвлечься от мучительно болезненного скручивания мышц
и сухожилий, он поднял руки к небу и зарычал
из последних сил, пронзительно и жалко, переходя
в верхней точке на какой-то совсем запредельный визг.