– С Кролгом? Или
Девистией?
Когви фыркнул от
смеха.
– С дикарями,
Нестол, дикарями. Зачем цивилизованным людям убивать друг
друга?
“Затем, что они
убивают друг друга уже больше тридцати лет”, – подумал Два Ножа. Но
вслух он сказал:
– Возможно, до
этого не дойдёт. Есть кому остановить войну.
– И кому же?
– Продавцам грёз,
– пожал плечами Представитель четвёртого клана.
Когви расхохотался
так, что слёзы брызнули из глаз.
– Отличная шутка,
Нестол. Нет, поверь мне, следующей весной или, максимум, через год
все островитяне объединяться, чтобы вернуть себе материк. Смерть
людоедам! – рявкнул Когви, поднимая кружку.
– Смерть!
Два Ножа пригубил
пива и поставил полупустую бутылку на стол. Хватит на сегодня.
Пираты уже разбрелись кто куда, кого-то в невменяемом состоянии
притащили на дирижабль. Телохранители тоже там, проверяют каюты.
Это они со смотрителем что-то задержались. И не сказать ведь, что
беседа была слишком интересной.
– Пора спать, –
сказал Представитель, поднимаясь из-за стола.
Когви схватил его
за рукав, на его губах блуждала пьяная улыбка.
– Троих, Нестол,
ты должен убить для меня троих.
И в этот момент на
Два Ножа нахлынули воспоминания, которые он отгонял от себя весь
этот разговор.
…Девушка лет
восемнадцати-двадцати, невысокая, худенькая, заморённая. Её ладони,
вцепившиеся в прутья клетки, покрыты цыпками, взгляд испуганный,
затравленный. Она смотрит на уважаемого купца Нестола своими карими
неестественно огромными из-за худобы глазами и не знает, бояться ли
его или наоборот умолять, чтобы её купили. В клетке осталось всего
полдюжины женщин, и она единственная, у кого остались силы стоять.
Если бы не это, Два Ножа её бы и не заметил.
Они в
Северном, кончается распродажа, и тех, кого господа не купят себе в
слуги, повезут на юг. А на юге их, скорее всего, будет ожидать либо
вечное рабство, либо и того хуже – котёл.
– Порченный
товар, господин. Сильно, вроде, не насиловали, но не девственница –
точно.
– Это для
жены. Месяц назад у меня родилась дочь, ей нужна помощь. Эй ты,
умеешь за детьми ухаживать?
Губы девушки
дрожат, на глаза накатывают слёзы.
– У меня была
дочь…
– Господин! –
орёт работорговец, лупя палкой по прутьям, но так, чтобы не
зацепить пальцы приглянувшейся покупателю рабыни.
– У меня была
дочь, господин…
–
Беру.