Белов бросил на разделочную доску увесистый кусок говядины и
рубанул по нему лезвием, словно возненавидел вмиг всю планету. Мясо
было свежим, только вчера жующим травку, видящим кустики. «Да что
же это такое, старик? — поинтересовался голос из головы. — При чём
здесь коровы, брат? Тебе нужна одна женщина. Так выбери её!»
Альберт ничего не ответил голосу; он улыбнулся, подумав, что это
вовсе не коровы, а молоденькие тёлочки: такие пегие, взбрыкивающие…
ждущие своего племенного бычка.
«Всё это досужее… всё пустое», — вздохнул Альберт, понимая, что
мысли о парнокопытных лишь удаляют от цели, потому что вершиной за
праздничным столом должен стать мужчина — и, несомненно, всё будет
так, как он захочет. К тому же мужчина должен быть любимым,
надёжным. А он такой и есть: сильный, красивый… отчасти, на всех не
угодишь; до крайности предусмотрительный и, конечно, гениальный. И
дело не в контрацепции, то есть не в презервативах, когда речь идёт
об осторожности. Благоразумие совершено в другом толковании, а как
юристу Альберту известны статьи, по которым он нарушал Уголовный
кодекс. Но что значит закон в сравнении с его заоблачным полётом и
падением в низкие подвалы совести. Желания Альберта были гениальны
и больны, как мясо неведомой китайской летучей мыши. Своих
избранниц Альберт возжелал как самое дорогое на земле, но наносил
им душевные травмы специально — обижая нарочно. Потому что, не упав
прекрасным лицом в гниль, не познаешь ценность тёплого душа или
благость чистого белья, — или его личной доброты, как единственного
господина.
Кстати, о белье. Альберт купил по две пары трусиков для своих
бунтарских княгинь. Вещи были дорогие, из московского бутика в
центре, где одеваются только уважающие свои прелести дамы. Его
княгини будут довольны. Возможно, они обрадуются, но не сегодня, а
через день, неделю или… не знаю сколько. Но Альберт подождёт.
Через полчаса работы на кухне Белов выключил музыку. Болеро
раздражало, Мэнсон бесил, не издав ни звука. Альберт ожесточённо
рубил мясо, словно палач на площади, после неудачного покушения на
царя-батюшку. Он уже нарезал колечками кабачок, почистил грибы, лук
и морковь. Готовил ужин в полной тишине — молчал сам. Дышалось
негромко, словно берёг кислород для своих девочек, потому что им в
подвале душно, страшно и пахнет могилой.