Ну, во всяком случае,
до того момента, как они прилетели на Шадруван -- и Боров, скотина,
решил её облагодетельствовать.
Согласно статистике,
брамайны страдают от физических неудобств примерно в девять раз
больше, чем представители других рас Ойкумены. Это обусловлено
брамайнской природой: от страданий сородичи Мирры накапливали в
себе энергию, которую были способны передать на техническое
устройство. Густонаселенные, нищие, грязные, лишённые элементарного
комфорта, с жарким и влажным климатом, планеты расы Брамайн
свидетельствовали не о дикости населения или преступном бездействии
властей, как полагали многие, а о рачительном отношении к дарам
эволюции -- чем больше телесных мук, тем лучше! Корабельные
«общаки» преследовали ту же цель: рост ресурса «толкачей» на случай
перерасхода. Впрочем, инорасцы считали брамайнов существами
бесчувственными, аскетами, равнодушными к условиям обитания --
внешне уроженцы Пхальгуны или Чайтры слабо реагировали на зной,
голод или жажду, а мир судит о страданиях по тому, как громко ты
плачешь или ругаешься. Веди Боров себя иначе, грубее, и Мирра
повысила бы свой энергозапас. Но холодильники не требовали
перерасхода энергии, на них вполне хватало обычной нормы,
поддерживаемой без усилий, так что спасибо, дорогой Боров, пусть
тебе снятся сладкие сны.
-- Это что? -- Мирра
повела рукой. -- Всё это?
-- Кафе, -- объяснил
Боров. -- Ну, столовка, для сотрудников.
-- Нет, я о другом.
Что здесь такое? Рудники?
-- Саркофаг.
-- В смысле?
-- Да нет тут никакого
смысла, детка. Куриное яйцо размером с город, аномалия природы.
Били, били, не разбили... Яйцо и станция наблюдения при яйце.
Сидят, ждут у моря погоды. Может, чего вылупится? Одиннадцать лет
ждут, придурки, или двенадцать, не помню уже. Ты врубаешься, а?
Уйма времени! Зарплата, премия, надбавка за вредность -- денежки
капают, чего ж не ждать? Я бы сто лет ждал, честное слово...
-- И всё?
-- И всё. Планета
необитаемая, на карантине.
-- Тут что, одни
учёные?
Боров смеялся долго,
вкусно. Щёки Борова тряслись, изо рта летели брызги слюны. Для
ларгѝ, как презрительно звали брамайны граждан просвещённого
Ларгитаса, он с преступным легкомыслием относился к науке в целом и
к учёным в частности. Видимо, сказывались годы, потраченные на
перевозку стейков. Пока он смеялся, Мирра разглядывала столовку. На
Чайтре эта столовка называлась бы рестораном, щеголяя первым, а то
и высшим классом. Народу вокруг было мало, человек пятнадцать. По
меркам брамайнских планет с их чудовищной скученностью -- считай,
вообще никого. Люди ели, пили сок, беседовали, нимало не
интересуясь Миррой и её спутником. Вру, поправила себя Мирра. Вон,
косой взгляд. И вон ещё. Яйцеголовых ларгѝ раздражает присутствие
грязной энергетки. Так раздражала бы собака -- кудлатая, слюнявая,
с вываленным языком, которую не гонишь прочь лишь из опасений
повздорить с хозяином. Ага, вы любите нас, как мы любим вас.
Трахнуть меня скучающим работникам умственного труда не зазорно,
главное, не выпячивать грешок на всеобщее обозрение. Ходи потом в
зоофилах! Ага, ещё взгляд. Славный мальчик, пушок на щеках. Смотрит
без презрения, с интересом. Знакомый интерес, понятный. Ой, мы
застеснялись! Ой, мы потупились, мы кушаем омлет...