Вокруг стояла мертвая тишина. На стенах время от времени вспыхивали огоньки цинний, да серебрился скальный мох. И куда, спрашивается, дальше идти?
Я остановилась в замешательстве. Конечно, в Антриме были темницы… кажется… когда-то. Я тряхнула головой и потёрла ноющие виски. Очень жаль, что никто не водил меня туда погулять, а сама я никогда ими не интересовалась. У искателей вообще не было поводов кого–то наказывать, мы жили мирно, ни разбоя, ни убийств.
Ну же, Матерь Гор, если ты ещё не отвернулась от меня, подскажи, направь, покажи дорогу. Мне очень-очень нужно повидать Ольда!
Осторожно, будто касаясь невесомой драгоценности, я погладила выпуклый камень с прожилками слюды. Прикрыла веки. Эх, если бы я была уверена в том, что Ольд сейчас один, что его не охраняют – использовала бы врата, не раздумывая! Но ведь может получиться и так, что я ввалюсь в темницу прямо под взглядами охранников. И как потом выкручиваться?
Кровавый камень в очелье проснулся, а стена под рукой едва заметно нагрелась. Голоса гор ворвались в сознание подобно урагану, зашептали, закружили, окутали. А потом – яркая вспышка, мельтешение картинок – тёмный провал, решётка из хризоберилла, спящий человек на худом, линялом матрасе.
И я мысленно потянулась к самому сердцу самоцвета, к его сути, пропустила через своё существо тонкие зеленоватые нити, попросила послать больше образов. И камень откликнулся – позвал меня дальше, глубже под гору, в холодную тьму и тишину. Туда, куда не попадает даже случайный солнечный луч, где обречён состариться бедный Ольд, лишённый Дара, если раньше не лишится рассудка и не бросится в провал.
Радует лишь одно – его всё-таки не стерегут. Да и зачем сторожа, если с одной стороны крепчайшая решётка, а с другой – бездна. Может, попробовать врата? Ведь ногами я туда и до утра могу не дотопать. Надеюсь, что они не откроются где-нибудь над пропастью? Искатели не птицы, летать не умеют.
После недолгих колебаний, я всё же создала мерцающую золотом дверь. Кристаллы перемигивались так весело, будто успели по мне соскучиться – свет струился и разбавлял мрачную темноту, ласкал руки и лицо.
Цвет моих врат был янтарно-жёлтым, как свежий мёд. Я читала, что цвет Дара отражает характер искателя – что ж, мой мне вполне подходит, я всегда любила солнце. А вот врата матушки Этеры сияли пурпуром, словно кто-то выплеснул на камни ведро крови. И кристаллы в них росли не аккуратными букетами, а громоздились друг на друга, торчали в разные стороны и грозили изрезать любого, кто их коснётся.