А рамкой для этой полной беспокойства и движения пестрой картины служила на дальнем горизонте, за чертой моря, цепь возвышенностей, марокканские горы, берег пролива, этого наиболее людного из всех больших морских бульваров, по голубым дорожкам которого то и дело мелькали большие быстрые корабли всех национальностей и всех флагов, черные океанские пароходы, прорезающие волны в поисках гаваней поэтического Востока или направляющиеся через Суэцкий канал в беспредельный, испещренный островами, простор Тихого Океана.
В глазах Агирре Гибралтар был как бы отрывком далекого Востока, ставший ему на пути, азиатская гавань, оторвавшаяся от материка и прибитая волнами к европейскому берегу, как образчик жизни отдаленных стран.
Он остановился в одном из отелей на Королевской улице, идущей вокруг горы; то было как бы сердце города, к которому сверху и снизу притекали, словно тонкие жилы, переулки и переулочки. На заре он просыпался, испуганный утренним выстрелом из новейшего орудия, сухим и жестоким, без гулкого эхо, какое вызывают старые пушки. Дрожали стены, содрогался пол, звенели стекла, качались ставни и несколько мгновений спустя на улице поднимался все более разраставшийся шум спешащей толпы, топот тысячи ног, шепот негромких разговоров вдоль запертых, безмолвных зданий. To были испанские рабочие, приходившие из Ла Линеа на работы в арсенале и крестьяне из Сан Роке и Альхесирас, снабжавшие жителей Гибралтара овощами и плодами.
Еще было темно.
Над берегами Испании небо, быть может, уже было голубое и горизонт начинал окрашиваться от золотых брызг великолепно встававшего солнца. А здесь в Гибралтаре морской туман сгущался вокруг вершины горы, образуя нечто в роде темного зонтика, покрывавшего город, наполняя его влажным полумраком, орошая улицы и крыши неощутимым дождем. Этот вечный туман, покоившийся на вершине горы, словно зловещая шляпа, приводил жителей в отчаяние. To был, казалось, дух старой Англии, перенесшийся через моря, чтобы охранять её завоевания, обрывок лондонских туманов, дерзко застывший лицом к лицу с сожженными берегами Африки, в самом сердце солнечной страны.
Занималось утро.
Свет солнца, не встречавший на бухте никаких препятствий, проникал наконец в пространство между желтыми и голубыми домами Гибралтара, спускался в самую глубь его узких улиц, рассеивал туман, запутавшийся в деревьях Аламеды и в зелени сосен, тянувшихся вверх по горе, замаскировывая укрепления вершины, заставлял выступать из полумрака серые громады стоявших в гавани броненосцев и черные спины пушек береговых батарей; просачивался в мрачные амбразуры, проделанные в скале, в эти отверстия пещер, эти откровения таинственных защитительных сооружений, созданных в самом сердце скалы с прилежанием кротов.