И, кажется, хочет оторвать от себя.
Последнее воспринимается диким, каким-то первобытным ужасом, и я
не позволяю ему этого сделать, цепляюсь изо всех сил, плачу все
громче…
И, в итоге, добиваюсь своего.
Ангел матерится приглушенно, а затем я снова взлетаю в воздух. И
лечу, прижатая к вкусно пахнущему телу, куда-то… Не важно,куда.
Главное, прочь отсюда, от места этого страшного, от шахты лифта,
чуть не ставшего моей могилой…
Темень подъезда сменяется яркостью дня, и я пугливо прячу лицо
от солнечного света на груди у своего спасителя.
Мыслей никаких нет, меня трясет от пережитого, в голове полный
ужас.
Снова полумрак перед глазами. Похоже, ангел принес меня в
какое-то помещение.
Опять яркость, уже кафельная.
Ванна.
Меня ставят на ноги.
— Вот, умойся, коза, — миролюбиво бормочет ангел, но я, вместо
того, чтоб сделать то, о чем он просит, поднимаю взгляд на лицо
своего спасителя.
Он высокий, такой… словно гора передо мной. Ворот спецовки
открывает крепкую шею, с дубленой на вид, загорелой кожей. Борода,
даже не борода, а небритость. Не гламурная, а такая… настоящая,
мужская. Твердый подбородок, твердая линия губ, крупный нос, глаза…
В смешливых лучиках морщинок. Он смотрит на меня внимательно,
ничего не говоря, позволяя себя изучать. И сам в ответ изучает.
А мне необходимо потрогать, коснуться его, просто чтоб осознать,
что он настоящий, живой… И я на этом свете, а не в шахте лифта…
Я поднимаю ладонь и провожу по колючей скуле пальцами. Пугливо,
но настойчиво. Он не препятствует, просто смотрит. И руки на моей
талии тяжелеют.
— Ты… Красивый… — говорю я, словно в трансе, — ангел…
— Нихера себе… — бормочет он, криво усмехаясь, — так меня еще не
называли… Ты же вроде не упала, с головой всё в порядке,
девочка?
И тут я смеюсь. До слез, до всхлипов. Понимаю, что таким образом
истерика выливается, стресс… Но это так забавно… Сколько лет меня
не называли девочкой? Десять? Пятнадцать?
Он непонимающе хмурится на мое веселье, а затем мягко проводит
пальцами по щеке, видно, желая успокоить, привести в чувство.
А я не хочу успокаиваться. И в чувство приходить тоже не
желаю.
Наверно, опасность что-то во мне сдвинула, может, последние
мозги вышибла, но мне хочется сделать то, что я , в итоге, и
делаю.
Привстаю на цыпочки и прикасаюсь губами к его твердо сжатым
губам.