Вся моя жизнь будто разделилась на "до" и "после". И, надо сказать,
что так было не только у меня. Валя и Толя тоже ходили серыми, как
тучи. Валентин с первых же дней вне дома вел себя скованно,
напряженно и зажато. Он был старше меня на целых четыре года, и,
наверное, уже понимал, что в такой сложной ситуации ни словами, ни
действиями, ни даже мыслями наше сложное жизненное обстоятельство
исправить не удастся. А потому - тело Вальки будто постоянно
левитировало* в пространстве. Оно было странным, неуклюжим и
скрюченным. Толя, наоборот, поначалу источал собранность. Он
постоянно чем-то занимался, что-то придумывал, о чем-то рассуждал,
бубня себе под нос. Но после недавнего происшествия с неудавшимся
побегом все изменилось. Теперь он, как и Валя, совсем затих и
перестал источать оживленность. Кажется, теперь мы все потеряли
надежду.
В те моменты, когда и мои глаза опускались, я вдруг вспоминал лицо
мамы и изо всех сил старался представить себе, что бы сейчас со
мной происходило, не случись бы с нами всей этой ужасной трагедии.
Я лежал бы у себя дома в теплой кровати, мамочка разбудила бы меня
своим поцелуем в макушку и позвала бы за стол к горячему завтраку.
А если бы я снова заболел, как в тот раз, когда я очень долго лежал
у них с папой в комнате, то мама, быть может, спела бы одну из
своих песен...
-Дети, завтракать. - пронеслось у меня в голове.
Мягкий голос и узнаваемый полустрогий тон. Вот же она - моя родная
мама. Внезапно передо мной появилась призрачная картинка, где все
члены большой семьи сидят за столом, попивая чай, и весело смеясь,
разговаривая друг с другом.
Вот только оказалось, что призыв этот был вовсе мною не
придуман. Воспитательница, действительно, звала нас на
завтрак.
-Дети, завтракать. - повторяла она.
Грубые, чужие нотки этого голоса быстро падали на пол, и ударяясь
об него, куда-то пропадали. Что говорила воспитательница и как она
это делала - все это по сути уже не имело для меня никакого
значения. Я знал, что ее голос не был голосом моей матери и даже не
был голосом моего отца, а значит - фразы его летели вникуда. Я лишь
молча им повиновался, не ощущая при этом ни волнения, ни
отзывчивости. Я просто следовал простому правилу - слушаться
старших - и теперь молча спускался по лестнице в столовую.