В моем подъезде было немало девушек и все они даже мусор выносили при параде.
Для себя я отмечал больше остальных всего двух:
Недавно овдовевшую молодую стоматологичку с моего этажа. Ее мужа подполковника
взорвали в машине на вновь присоединенных территориях и она осталась одна с
сыном. Что не мешало ей впрочем подкрашивать губки при мне в лифте и тоненьким
голосочком здороваться каждый раз, даже если я просто выходил из машины.
- Сука! Нравится так!?
- Ааааа… ууууууууу! - лишь только скулила в ответ Сабина, когда я заставлял ее
кончать в очередной раз. Она выгибалась в горячей кровати так, чтобы казалось
еще чуть-чуть и она встанет на мостик. Я знал, что это шоу сейчас слушают с
руками в трусиках все наши соседки.
Знал, что Сабина не в силах контролировать себя. И не в силах что либо мне
противопоставить. Она всегда сопротивляется, когда я начинаю к ней приставать.
Ведь она знает, чем это закончится. Это всегда…
- О, боже! Божееее!!! Я сейчас…
Заканчивалось одинаково.
- Кончууууу!!
Я возвышался над ней, и
своим стальным прессом вгонял своего воина прямо в самое сердце ее наслаждения.
Я думал о том, что соседки слушают и прекрасно знают, кто в их доме папочка,
создающий больше всех шуму.
Сабина хваталась за край кровати, чтобы не слететь с койки, но влажные от пота
и страсти простыни были плохим союзником.
Второй соседкой, для которой я любил вызвать из Сабины эти стоны экзорцизма
была младшая дочь нашего сенатора, семья которой жила под нами. Ей как раз
исполнилось 19 и она недавно отправила парня в армию. Молоденькая, она в
отличии от других мало контролировала себя и просто дико краснела, каждый раз
когда оставалась со мной наедине в лифте.
Мне нравилось смущать ее. Иногда я нарочно делал вид, что в лифте меньше места,
чем это было на самом деле и прижимался к ней.
Ее веки всегда трепетали. Она моргала жутко часто, да и уши у нее краснели, как
у макаки.
Я ее даже так про себя и называл: макака.
Она была красивой, но очень глупенькой девочкой. С большой для своего возраста
грудью. Я бы лучше сказал сиськами. Дойками.
Уверен, что она играла с собой, каждый раз, когда я выбивал дух из Сабининой
задницы крича:
- Давай сука, раздвигай свою жопу. Будем делать из тебя очкошницу!
Все морщатся, когда слышат грубые словечки, но, что если правда в том, что это
только для того, чтобы скрыть возбуждение?