Следующие часов шесть у меня были
заняты под завязку. Медлить не стоило. Пока минировал, периодически
мечтая о жаренной яичнице с луком и парой-тройкой жирных кусков
мяса (на худой конец и сосиски бы сошли…) было много времени
подумать… и вспомнить.
Я ненормальный.
Нет, не в том смысле… в смысле, не
голубок. Но… даже сказать не могу, кто я. Садист?
Когда-то давно, лет в тринадцать,
был я просто пацаном, который рос в советских дворах на святом
девизе «бей первым, пацан!». Дрался, гулял допозна, бузил, как мог…
пусть и стояли уже лихие 90-е, дворы оставались те же. Советские. И
гаражи. И курево тайком от взрослых. Весело было… а потом случилось
это.
То, что разделило мою жизнь на до, и
после. Нашу школу стали «крышевать» братки. Подарочки привозили
молодежи, шоколадки-сникерсы всякие. И толкали свою гофнософию. И
кое-кто повелся, в рот им заглядывать стал. В моем классе
образовалась шайка-лейка, которая позвала меня в один из дней после
школы прогуляться на местную свалку. Я их с первого класса знал,
нормальные были… сколько раз против «ашек» вместе дрались. Они
решили мне показать какие они крутые и храбрые, и чистят город от
шавок. И бизнес у них серьезный есть. За собачьи шкуры можно
деньгу` поднять! И потащили в свое «логово», деревянный сарай.
Первым, что бросилось в глаза – повешенная дохлая собака. Затем я
услышал скулеж и повизгивание. В углу была привязана мелкая рыжая
пушистая собачонка, явно породистая.
– Глядя, какая! Прям лиса! –
засмеялся один из дружков. – Щас, шкуру драть будем.
И ударил ее ногой.
Вот тогда меня накрыло… как я бил
этого пацана, и его дружка я плохо помню. Один сбежал, впереди
своего визга, крича и держась за разбитый нос. А вот второй
отчаянно защищался. Под руку попался камень… большой, щербатый. В
запале, ничего не соображая, я ударил его по голове раз, два...
потом, пошатываясь, встал, чувствуя как всего меня трясет. Бывший
«друг» лежал передо мной, закрываясь руками и скуля. Лицо у него
было разбито. А я стоял, держа этот чертов камень в руках… воздух,
осенний, тяжелый и сырой, стал вязким, а во рту стояла сладость.
Мой взгляд, среди мусора и хлама в сарае, выхватывал все кусками –
старые пятна крови, развешанные рваные собачьи шкуры… та же
собака…
А этот лежал передо мной, скуля,
размазывая розовые сопли по лицу.