- Да.. - нестройно отозвались подростки.
- И что вы о нем думаете? Если бы персонаж так вел себя в
современном фильме - кем бы он был?
- Маньяком, - фыркнула Алина.
- Точно! Смердяков в романе - именно убийца. Он убил человека,
которого считал своим отцом, и попытался. Вот только вы, оценивая
личность этого персонажа, опирались на информацию о маньяках,
которую начали собирать где-то в середине двадцатого века. А
Достоевский жил в девятнадцатом. Тогда никаких профайлеров не
было.
- Откуда же он тогда узнал? - вскинула черные брови Маша
Вяхирева.
- Наблюдал подобных типов в естественной среде. Достоевский
вообще-то в тюрьме сидел по политической статье, был приговорен к
повешению, но в последний момент смертную казнь заменили
каторгой.
- Ого. Серьезный мужик, - уважительно кивнул Маркушев. - Понимал
в жизни. А я-то думаю: чего он все время про мокруху пишет?
- А Шекспир почему? - заинтересовалась Алина. - Тоже сидел?
- Нет. Шекспир был совладельцем театра - а истории про любовь и
кровь очень нравятся зрителям. Пьесы, которые мы считаем высокой
классикой, в шестнадцатом веке были вполне себе массовым продуктом.
И ходили в театр Шекспира вовсе не интеллектуалы и критики, а самые
обычные люди.
Кукольное личико Алины изумленно вытянулось.
- Тогда… почему “Гамлет” такой скучный?
- Ага. Значит, ты все-таки попыталась прочитать “Гамлета”! -
возликовала Дина. - Уважаю за смелость, но если действительно
интересно, лучше фильм посмотри. Шекспир пятьсот лет назад свои
пьесы писал. За это время и язык изменился, и окружающая
реальность. Как и со времен Пушкина, кстати. И Достоевского. И
Толстого. Они не скучные. Они просто… старые.
- Это, конечно, отлично. Но знаете… я так и не понял: а нафига
нам все это старье? Ну был Пушкин крутым триста лет тому назад. А
мне-то что с этого? - Маркушев, задумчиво покрутив вилку, вдруг
положил на стол левую ладонь. Примерившись, он тыкнул пластиковыми
зубцами между указательным и средним пальцем, потом - между средним
и безымянным. И пошел бить - резво и точно, с завораживающей
математической точностью. - Сейчас Пушкин - нудятина. И читать его
я не собираюсь.
- Откуда ты знаешь, что Пушкин - нудятина? Ты же его не читал, -
взяв собственную вилку, Дина облизала ее, выверила баланс,
прицелилась - и начала бить. Зубцы влетали между пальцами с дробным
сухим стуком, словно горох сыпался из порванного мешка. - Пушкин,
уверяю тебя, весьма интересный автор. Да еще и с отличным чувством
юмора. На следующем уроке попробую вам это показать.