Подростки озадаченно уткнулись в короткие четыре строфы текста.
Дина с интересом наблюдала за лицами. Равнодушный интерес сменялся
озабоченностью, потом — гримасой легкого недовольства…
— Ну как? — спросила она. — Как ощущения?
Ученики смотрели на нее озадаченно.
— Не ищите ответа на вопрос, что хотел сказать автор. Просто —
вам после этого стихотворения грустно? Или весело? Может, досадно,
страшно, вы разозлились или вдруг спать захотели. Как вы, —
выделила голосом Дина, — восприняли этот текст? Алина?
— Э-э-э… — девушка нахмурилась, собирая в складки
фарфорово-белый высокий лоб. — Э-э-э… Оно точно детское?
— Автор выбрал такое название. Как тебе стихотворение?
— Даже не знаю… Какое-то жутковатое, по-моему.
— Гриша?
— Ну да. Мрачняк. Начинается вроде бодро, а потом хтонина
какая-то лезет.
Остальные согласно закивали головами.
— Совершенно согласна. Мне тоже это стихотворение кажется
жутковатым. Но я получила специальное образование и могу подвести
под ощущения аргументированную базу. Вот, скажем, игра, в которую
играют дети. По сюжету не очень понятно, что это такое — но в
процессе явно бегают и что-то говорят. «Слово скажешь, в траву
ляжешь». Может быть, это прятки, а может, и жмурки. По смыслу
вполне подходит — в жмурках вода ориентируется по звукам, которые
обязаны издавать другие игроки. А знаете, что по этому поводу
думают этнографы? Ученые уверены, что несколько тысячелетий назад
игра имела сугубо ритуальное значение. И человек с завязанными
глазами символизировал мертвеца. Слепота, кстати, классический
атрибут смерти. «Закрыл глазки да лег на салазки», — слышали такую
присказку? Или, скажем, более романтичный вариант: «В его очах
померк свет». И совсем не романтичный: «Васек прижмурился».
— Жмурики! — радостно подпрыгнул Маркушев. — Покойников же
жмурами называют!
— Да, именно! Вот об этом я и говорю. Очень давно, в древние
времена, игра в жмурки была вариантом ритуального похоронного
священнодействия. Эта традиция давно исчезла — но сказки и мифы все
еще хранят память о ней. Но сами по себе жмурки, вне контекста —
это просто игра. Как говаривал Зигмунд Фрейд, иногда банан — это
просто банан.
Девочки хихикнули.
— Но пойдем дальше. Дети играют в жмурки — и падают в траву. С
одной стороны, это естественно — игрок уворачивается от воды,
ничего такого. Но… в следующей строке оказывается, что он должен
развязывать черную цепь. Которую, надо полагать, кто-то завязал.
Внизу у игрока яма, вверху — высь, и надо между ними вертеться. В
контексте игры — бессмыслица. Но если поглядеть шире… Это ведь
описание жизни человека. Мы всегда балансируем на грани жизни и
смерти, на грани ада и рая, но сорваться с крючка не можем. Таков
неизбежный ход вещей. Вот вам, кстати, и объяснение образа черной
цепи. Что под нами, под цветами, за железными столбами… То, что под
цветами, да еще и за столбами — ну первая же ассоциация: могила за
оградой кладбища. А вторая — загробное царство, которым правит
некая сущность на троне, да еще и в короне. Потом однозначный образ
падения — ветер роняет листья. И, наконец, вопрос — я ли первый или
ты. С одной стороны — просто элемент игры. Кто будет быстрее, кто
выиграет — ты или я? А с другой… Первым можно быть и в другой игре.
Которая заканчивается падением в траву — глубоко, так глубоко, что
цветы будут расти уже над тобой. Кстати, в немецком есть поговорка:
«Смотреть на редиску снизу». Объяснить, что она означает?