– Теперь, слышь, не потеряешься у нас, подписанный…
Лежит Хлястик на стульях, руки блаженно сложивши на груди, не храпит уже, видно прислушивается, что за стенкой в бухгалтерии делается. А что там может делаться после такого – хохот стоит аж до визгу.
Проснулся Хлястик окончательно, вышел из кабинета и бочком на улицу. Бухгалтерия что то сегодня не на шутку веселиться – подумалось. Двинулся он домой по улице, самому невдомек, чего все его разглядывают и взглядом недоуменным провожают. Заворачивает по дороге в магазин за четвертинкой, надо же голову поправить немного. Продавщица то его увидела и за прилавок наклонилась, вылезла оттоль пунцовая вся, чуть не задохнулась там.
– Ты, Васильич, это, домой уж иди. Тебе домой надо, понял? – говорит.
Да где ему понять то, к Таньке направился. Та конечно сразу сообразила, чьих это рук дело, печать то водкой оттерла со лба. Да только знала Танька, что это теперь не поможет ему, по селу то уж прошелся, да еще через магазин. Утром выходит Танька из дома, а Чапаиха ее уж во дворе поджидает и через забор выдает:
– Говорят вчера к тебе Меченый то свернул. Чем яво отмывала то, небось, краска штемпельная не сразу поддалась?
– Тебе-то что за дело? – огрызнулась Танька, или сочувствуешь?
– Так ить власть как-никак на посмешище то – не отступалась соседка.
Весь день село гудело, как улей. Хлястик дома отсиживался, на работу ноги не несли (заболел будто), а вот к Таньке вечером снова пробрался задворками. Баринок-то в ярости еще со вчерашнего, ненаглядной Тани имя то полощут заодно с Хлястиком. Как дождался, что в домах окна погасли, и у Таньки сарайку поджег, мол не будет вам счастливой ночи. Сам-то немного подождав, прибежал с другими вместе пожар тушить, как и делу быть, не заподозришь. Слава Богу, на другие постройки не перекинулось, тихо было, безветренно (и на том Баринку спасибо). Конечно, и Хлястик этот пожар тушить выбежал, тут уж не до опасений, оба трудились на славу, всю воду из колодца на огонь перетаскали.
Не прошло и двух недель, а у Таньки и баня заполыхала (а все ревность проклятая. Вся улица с ведрами на пожар топает, уже как на работу. Баринок снова почти первый прискакал, тушил на совесть, в поте лица, никто и предположить бы не смог. Одну Чапаиху версия о самовозгорании не устраивает, чует баба людскую подлость своим нутром. Точно ухажеры Танькины тут замешаны!