–Ты откуда явился? – удивился Стёпка.
– Из Страны Грёз, – от радости встречи пританцовывая, ответил Парамон. – Первое время приохотился я платья менять. Как триста сорок восьмое сменил, тоска стала душу грызть. И грызет, и грызет! Платья уже не радуют. Заскучал я по вас, други мои дорогие. И решил, будь что будет! Хоть эхом бестелесным, хоть в человеческом обличье, но найду вас. И оба-на! Получилось явиться пред вами во вполне достойном виде.
Кинулся он обниматься со Стёпкой и Ерёмкой. Соловей стоял в сторонке.
–Эх, Соловушка, мой родненький, я бы тебя тоже обнял, но по росту своему малому, могу токмо сапог твой прижать к груди!
Соловей рассмеялся и, подняв Парамона, потрепал его по макушке:
– Молодчина, Парамон! Скучал я по тебе шибко. Мы же с тобой как братья, ты голосом камни гранитные рушишь, а я свистом.
– Погодьте с обниманиями, – прервал всех озабоченно Ерёма. – Пусть Птица Гамаюн расскажет нам, что с ней приключилось. Как в плену каменном оказалась?
Печальной стала Птица Гамаюн, потемнели её крылья, словно небо хмурое стали:
– Замуровали меня в камень прислужники чернобоговы, чтобы не могла я свои песни петь, чтобы не могла правду людям рассказывать. Расставили силки, сделали их прозрачнее воздуха. Опутали они, скрутили мне лапы и крылья. Тотчас прислужники явились. Хохотать принялись, глумиться, радоваться, что более не услышать люди голоса моего. Затем сеть каменную набросили. Покрыла она меня, да в малое время в валун превратилась. Чернобог страшнее князя Тьмы и Мрака. Коварнее, злее.
– Да ладно, – недоверчиво сказал Ерёма, – Неужто страшнее Князя Тьмы и Тлена можно быть?
В тот же миг небо пропало, пустота чёрная разверзлась. Тьма непроглядная поползла со стороны пустоши омертвелой. Грохот сопровождал её. Такой грохот, будто сотни сотен камней, покатились с гор, тысячи тысяч громов гремели одновременно. Липким холодом веяло от той тьмы.
Соловей-Разбойник ошалело уставился на надвигающееся стращание:
– Ёк-макарёк, лысый пенёк! Бежим!
Схватив короб, засунул туда Стёпку, сверху кинул Парамона и, не закрывая крышки, пустился наутёк. Ерёмка засуетился, побежал следом, потом остановился.
– Не, Соловей, не годится так! – крикнул он. – Разве можем мы бросить птицу? Не для того её вызволяли из плена каменного, чтобы она опять туда попала.