– Черт…– Константин Викторович почесал затылок. – Вы правы. Если
родители увидят своих детей замученными, сложно будет говорить об
их недопустимом поведении. Да…Думаю, действительно, сегодня
пробежки не будет...
Подростки облегченно выдохнули. Правда, радость наша была
недолгой. Буквально секунду.
– Завтра компенсируем двойным объёмом. – Добавил Костик.
– Убейте меня… – Простонал кто-то из пацанов. Судя по голосу,
тот, кто просит об этом уже второй день подряд.
В общем, благодаря вожатой, мы отправились на завтрак, избежав
фанатичной любви Прилизанного к бегу. Однако, если остальные
подростки живо переговаривались, ожидая появления предков, которые,
я так понял, в родительский день привозят всякие вкусности, наша
компания – наоборот, грустенела с каждой минутой все сильнее.
Наконец, нас вывели из столовой, построили на площади перед
кинотеатром. В воздухе повисла тишина. Многозначительная. Так
бывает перед грозой или перед салютом. Для кого-то эта тишина
означала приближение настоящего праздника, для меня, Мишина,
Ряскина, Селедки и Фокиной – это было похоже на ожидание приговора.
Только Богомол оставался безмятежным, с улыбкой крутил башкой и
смотрел по сторонам.
– Меня тошнит…– Сообщил Мишин. Хотя на кой черт нам эта
информация, совсем непонятно.
Где-то в дальнем углу территории лагеря, в кустах, как назло,
завыли собаки. Это создавало определённую атмосферу, добавляя
напряженности.
– Видимо, предчувствуют беду…– Протянул Ряскин и тут же получил
от Селедки удар локтем в бок.
А еще – очень настойчивый совет заткнуться. Тупикина, кстати,
тоже сильно нервничала перед появлением родителей. Из ее предыдущих
случайных фраз я так понял, они у нее строгие. Маша, как и я,
просто ждала. Напряжённо. Потому что мы с ней оказались в самой
хреновой ситуации. Нам предстояла встреча с людьми, которых мы
вообще не знаем, но которые исключительно хорошо знают нас. И
прежде, чем мы отхватим за жалобу Элеоноры или отчисление, еще надо
постараться, чтоб родители Фокиной и Ванечкина не подняли шум,
будто их дети на себя не похожи.
Собачий вой резко прервался, а потом так же громко мявкнула
кошка.
– Вот и нас сейчас…как котят…– Грустно высказался Мишин.
Не знаю, как далеко могла бы зайти фантазия Толстяка, но в этот
момент ворота открылись и на территорию лагеря въехал автобус,
битком набитый взрослыми. Следом за автобусом тянулась вереница из
нескольких машин. Штук пять - шесть, не больше.