– А я вот не знаю, стоит ли отдаваться сиюминутной радости или
стоит начать анализировать последствия, – озадаченно хмурюсь.
– А я начинаю подозревать, что твои родственники сослали тебя в
башню из–за феноменального занудства, – серьезно произносит
Кай.
– Ты знаешь, не исключено, – в том же тоне отвечаю ему, а потом
мы с Каем синхронно начинаем хохотать.
Место для привала мой спутник выбирает очень удачно. Сам лес
словно специально образовал полянку для уставших путников,
рискнувших пройти сквозь него. И в этом месте природа вознаграждает
смельчаков прямыми лучами солнца, которые не всегда могут
проникнуть в лес, а еще ярким разнотравьем, активно цветущим в
столь благостном месте, и, конечно, чистым ручьем, источником жизни
для всего сущего вокруг.
– Завораживает, да? – сзади ко мне неслышно подходит Кай и
становится за моей спиной. – Иногда я думаю, что все мы лишь
песчинки в этом мире, настоящая сила вот она, здесь. В этой мощи
стихии, способной снести все на своем пути потоком воды.
– Едва ли этот ручей что–то снесет, он узкий, хоть и быстрый, –
из чувства природного противоречия не хочу соглашаться.
– Это здесь. А ниже по руслу он превращается в широкую реку. И
даже этот узкий, как ты его обозначила, может осложнить жизнь
кому–то. Но ты это и так знаешь, просто вредничаешь в очередной
раз. Портишь нам романтику момента своими спорами, – припечатывает
Кай.
– Что? – возмущенная, поворачиваюсь к нему лицом. – Это я порчу
романтику момента? Это ты подошел и помешал моему единению с
природой!
Но Кай ничуть не смущается моего праведного гнева.
– Ты такая красивая, – он проводит рукой по моей щеке, – а когда
испытываешь яркие эмоции, еще красивее. Но нужно помочь сменить
тебе гнев на милость, – добавляет он и целует.
Когда–то давно, в библиотеке, в доме отца я нашла книгу,
рассказывающую о самых могущественных волшебниках и чудесах, на
которые они были способны, и которые сейчас считаются навеки
утраченными. Одно из таких чудес – самостоятельная левитация
человека.
Но в данный момент я не уверена, что автор той книги был так уж
прав в том, что это чудесное умение безвозвратно утрачено. Иначе
как объяснить ощущение невесомости и парения, которое дарит мне наш
с Каем поцелуй.
А еще чувство необычайной правильности и единения наших душ. И
от того–то остается горькое послевкусие.