Мало того, что семейное выяснение
отношений между Колывановыми продолжилось и в пути, а у Полиньяка
от качки вдруг разыгрался приступ морской болезни. Так ещё и
подопечные Ильи — три здоровенных полуволка — тоже не очень хорошо
переносили транспортировку по воде и, несмотря на все уговоры
хозяина, время от времени принимались дружно подвывать, чем вносили
свой весомый вклад в общую нервозную обстановку.
Островком спокойствия был только ещё
один питомец Ильи — какая-то разновидность совы с серо-белым
оперением и огромными полусонными глазищами — который сидел,
нахохлившись, на крыше каюты, таращась на всех с презрительной
мордой. Как чуть позже пояснил Илья, это неясыть, зовут его Пухляш,
и в светлое время суток он обычно не в духе.
В целом, если бы не нервозная
обстановка на борту и не промозглая погода, путешествие по реке
было даже интересным. Места вокруг были суровые, но по-своему
живописные — мы плыли между заросших густым лесом берегов, мимо
каменистых вытянутых островков, разделяющие русло на два, а то и
три потока, мимо небольших деревенек со старыми дощатыми причалами,
у которых покачивались разномастные лодки.
Как объяснил хозяин баркаса — хмурый
бородатый мужик с красным распухшим носом, выдающим в нём заядлого
пьянчугу — судоходный сезон на Томи обычно заканчивается к середине
ноября. К этому времени уже начинаются серьёзные морозы, из-за
которых лёд на реке быстро нарастает. Крупные корабли, способные
пробивать ледяную корку, ещё курсируют какое-то время, но к
середине декабря река уже точно превращается в санный путь — по
льду передвигаются на собачьих или конных упряжках.
В Самусь капитан взялся плыть только
после некоторых уговоров, сдобренных аж тремя пятирублевыми
бумажками.
В пути мы с ним разговорились — я
залез к нему в крохотную рубку, где он, орудуя деревянным колесом с
кучей рукояток по периметру, рулил судном, попыхивая при этом
здоровенной самокруткой из газетной бумаги. Здесь у него было даже
по-своему уютно, если притерпеться к дерущему глотку табачному
дыму.
— А чего в Самусь-то не хотел плыть,
дядь Степан? — спросил я.
— Не плыть, а идти! — буркнул он. —
Плавает только эт самое…
— Ну, понял, понял, извини. Так как
там вообще? Что за деревня, можешь рассказать?
— Могу, что ж не могу-то... Я туда
раньше часто наведывался, особенно по молодости. Зазноба там у меня
была, значится. Дочка бортника. Справная девка была, с вот
такенными этими самыми…